К счастью, пошел снег и, блуждая по снежным улочкам, Виола понемногу успокоилась, поняв, что никто ее здесь не знает, и никому нет до нее дела. Городок был маленький и довольно грязный. Разумеется, по сравнению с Миланом. Побродив немного, Виола хотела вернуться в торговый ряд, но не смогла себя пересилить и, отыскав городские ворота, вернулась в лачугу.
Возвратившийся вечером нищий ничего не сказал ей. Он снова работал всю ночь и ушел рано утром, на сей раз, оставив Виолу в лачуге. Виола чувствовала облегчение от того, что он не настаивал, чтобы она шла с ним. Желая показать, что здесь от нее больше пользы, она вымыла посуду, вымела пол и очаг, сварила похлебку, которая даже получилась чуть лучше, чем в прошлый раз.
Виола почувствовала, что нищий доволен тем, как она справилась. Он ничего не сказал, лишь взглянул на нее искоса, но по этому взгляду Виола поняла, что он заметил и оценил ее старания.
После ужина нищий отвел ее под навес у задней стены лачуги и показал ряды вылепленных им горшков:
— Будешь продавать, за сколько дадут.
Потом он показал ей, где и как хранятся запасы продовольствия:
— Тебе одной должно хватить этого на месяц или около того.
— Куда ты уходишь? — спросила Виола.
— Работать. Меня не будет несколько месяцев.
— А как же подати?
— Воду, дрова, кров и подушную подать я оплатил, так что тебя никто не тронет.
— Но ты говорил, не хватает пяти дукатов.
— Трех. Это подушная подать за меня. Я с ней разберусь. Тебе нужно делать все в точности так, как я сказал. Поняла?
— Да, — кивнула Виола.
— Завтра пойдешь со мной еще раз.
— Нет! — быстро среагировала она. — Я поняла все. И запомнила.
Нищий внимательно, испытывающе посмотрел на нее, и Виола вспыхнула, подумав, что он, наверное, вспоминает плачевную судьбу, постигшую указания, что он дал ей в прошлый раз. Или хуже того, догадывается, почему она так не хочет идти в город.
— Не нужно. Я все запомнила, — твердо повторила она.
Нищий опять работал почти до рассвета и, измученная неумолкающим скрипом гончарного колеса, Виола уснула лишь под утро. К вечеру, переделав уже ставшие привычными обязанности, она ждала возвращения нищего, однако похлебка подгорела, а он так и не появился.
Не следующее утро тележку с горшками прикатил чумазый оборванный мальчуган лет семи.
— Ты — жена Гвидо? — спросил мальчишка, стряхивая снег с давно нечесаных волос.
Виола слегка помедлила в замешательстве, потом кивнула.
— Держи. Он велел отвезти это тебе.
— А где он сам?
Утром, заглянув в запасы еды, Виола обратила внимание, что нищий ничего не взял с собой в дорогу. Теперь вернулась еще и тележка.