— Погода меняется, — тем временем сказал муж, успокаивая ее. — В таких случаях раны ноют, а иногда открываются. Это ненадолго.
Виола ему не верила, и ей хотелось плакать. Все ее усилия пошли прахом. И зимнее отпаивание его молоком, и попытка очертить хоть какие–то светлые перспективы в их безрадостной жизни. Герцогини не плачут, а уж простолюдинки и подавно, сказала она себе, кусая губы, глядя, как он, запрокинув голову, пытается остановить кровотечение.
Позже, когда кровь остановилась, они легли спать. Но из–за тревоги и слишком раннего по сравнению с обычным времени отдыха, Виоле не спалось. Она слышала, как муж тяжело дышит и ворочается в своем углу, и знала, что он тоже не спит. Погода действительно изменилась, и снаружи доносилось завывание ветра вперемежку с раскатами грома.
— Иди, ложись на постель, — сказала, наконец, Виола, не выдержав тяжелой атмосферы молчания и грозы.
— Мне и здесь хорошо, — ответил он, но все еще сдавленный тембр голоса говорил скорее об обратном.
— Зато мне здесь совсем не хорошо. Я чувствую себя плохой женой. Так что, ложись в постель и избавь меня от угрызений совести. Хоть кому–то из нас станет легче.
В ответ послышался полусмех–полувздох — Виола не была уверенна, что именно. Он подошел и сел в изголовье, опершись спиной о стену лачуги. Виола подвинулась, освобождая ему больше места, но муж никак не отреагировал на ее движение.
— На что это похоже, когда болят старые раны? — спросила Виола.
Какое–то время он молчал, размышляя, ища подходящее описание, а может быть, просто чувствуя эту самую боль.
— Это как, когда неожиданно получаешь сильный удар или падаешь лицом вниз, не успев выставить руки. Тело пульсирует, дыхания не хватает, а кости начинает выворачивать, — наконец, ответил он.
— Кажется, я никогда не падала лицом вниз, — покачала головой Виола.
— Значит, ты рано научилась не запутываться в юбках, — усмехнулся он и снова замолчал, словно вспомнив что–то или кого–то.
— Ты говорил, вас было восемь детей в семье. А сколько осталось после чумы?
— Один.
— Значит, у тебя нет ни братьев, ни сестер?
— Есть брат и две сестры. Отец потом снова женился.
Что–то в его голосе подсказало Виоле, что между ними нет особой близости.
— Ты не ладишь с ними, — ответила она.
— Сестры давно замужем, мы почти и не общаемся.
— А брат?
— После того, как я стал калекой, он звал меня к себе, работать в гончарной мастерской, но я решил, лучше останусь сам по себе.
— Из–за того, что раньше это была мастерская вашего отца?
— Да нет, я не держал зла на Николо за то, что он унаследовал мастерскую. От меня ведь отцу толку не было никакого, пока я служил кондотьером. Так что он все правильно сделал. Просто… мы чужие друг другу. И с женой его я не ладил. Вот и ушел от греха подальше.