Он стал более открытым, жизнерадостным, она это видела и чувствовала, улыбался ей так, что просто дух захватывало. Глядя на его улыбку, ей теперь все время хотелось поцеловать его, слиться с ним в единое целое. Делая выбор той ночью, она и не подозревала, что будет настолько счастлива.
Каждый раз, засыпая, она чувствовала как, зарывшись лицом в волосы на ее затылке, он шепчет благодарно и обреченно «любовь моя».
— Гвидо, а как ты называл меня в самом начале?
— Когда? — не понял он.
— В самом начале, как ты называл меня, когда думал? Герцогиня, ваша светлость, Виола или как–то по–другому?
— Не скажу, — рассмеялся он.
— Почему?
— Тебе не понравится.
— Скажи, я не обижусь, — целуя, она прильнула к нему всем телом, напоминая ласкового и шаловливого котенка.
— Я называл тебя малыш, — признался он, сдаваясь. — Ты была такая потерянная, взъерошенная и беззащитная, не смотря на то, что очень храбрилась.
— А я не смогу сказать, как называла тебя. Не спрашивай меня об этом, ладно? — тихо попросила она.
— Не буду, — обещал он, и смешинки собрались веселыми лучиками у глаз.
Но Виолино веселое настроение погрустнело. Она затихла, лежа на боку и внимательно глядя на мужа.
— Откуда это взялось? — спросила она, проводя пальчиком по глубокому шраму на его груди.
— Копье, — нехотя ответил он, так же заворожено глядя на нее.
— Ты, что, не носил доспехов?
— С оставшихся на поле боя снимают все, что представляет хоть какую–то ценность. Тяжелораненых добивают. Парень, который добивал меня, оказался новичком.
— Больно было? — легкими прикосновениями пальцев Виола словно старалась залечить ту давнюю боль.
— Лекарь сказал, что мне повезло, но кашляю я с тех пор, не переставая.
Он провел кончиками пальцев по ее плечу и, заглянув в повлажневшие глаза, улыбнулся, пытаясь отвлечь от сказанных слов.
Виола чувствовала себя бессильной перед многочисленными ранами его души и тела. Все, что она могла им противопоставить — свою нежность и любовь. Повинуясь велению сердца, она поцеловала глубокую отметину на его груди, провела губами по рваному косому шраму на боку, нежно погладила пальцами обрубок ноги и, наклонившись, поцеловала его.
Муж сел на постели, взял ее лицо в свои руки и, глядя на нее блестящими любящими глазами, прошептал:
— Я столько лет упрекал Бога, почему он не дал мне умереть, но теперь знаю — иначе я не смог бы встретить тебя.
Виола крепко обвила его шею, прижимая к сердцу, не желая отпускать, страшась самой мысли о том, сколько случайностей привело их друг к другу и как она вообще сможет жить без него теперь.