— Если ты умрешь, я умру с тобой, любовь моя, — прошептала она, зарывшись лицом в его волосы, и почувствовала, как он содрогнулся всем телом.
Опираясь локтями на его плечи, не размыкая объятий, она приподнялась, помогая их телам соединиться.
От того, что они любили друг друга, работы не становилось меньше. Другое дело, что, летая на крыльях счастья, они старались как можно быстрее сделать ту работу, которая мешала быть вместе, и заняться тем, что можно было делать вдвоем, превращая ежедневный труд в часть любовной игры.
Для бедняков ночь слишком коротка, шутил Гвидо. Зато Виола, пересчитывая выручку, довольно улыбалась — когда они переедут, смогут заплатить подати и найти дом получше, чем нынешняя лачуга.
Десятник дворцовой стражи остановился посреди торгового ряда горшечников.
— Граф Урбино велел собрать красивых девиц, дабы они прислуживали за пиршественным столом во время турнира, — объявил он и, оглядевшись, добавил, указывая на Виолу: — Ты пойдешь с нами.
Так Виола снова оказалась в графском дворце. Раздосадованная таким поворотом дневных событий, рассеяно разнося огромные блюда среди столов, за которыми сидели бражничающие рыцари, она раздумывала, как бы половчее ускользнуть до того, как муж придет за ней в торговый ряд, и до того, как она попадется на глаза графу Урбино.
Хохот и слова «Вы только посмотрите, герцог, как она прилежна!» заставили Виолу внимательнее вглядеться в пирующих. Среди недавно вошедшей в пиршественную залу толпы богато одетых рыцарей, она узнала герцога Миланского, своего отца, Неаполитанского короля и стоящего чуть позади графа Урбино.
— Ваше величество, ваша светлость, — присела Виола в глубоком поклоне.
— Как поживает жена горшечника? — осведомился король.
— Вашими молитвами, — не сдержавшись, съязвила Виола, но потом, справившись с собой, добавила: — Ваше величество, пощадите гордость достойного пожилого человека, ни в чем не виновного перед вами. Позвольте уединиться для беседы.
— Хорошо, — милостиво кивнул король и, обернувшись к графу Урбино, добавил: — Проведите нас в отдельные покои.
— К вашим услугам, ваше величество, — склонился тот.
Двое правителей уселись в кресла, чуть позади, стоя, разместились ближайшие советники и доверенные люди из свиты.
Виола стояла перед ними, одна, как на судилище, не испытывая, впрочем, от этого неудобства.
— Итак, что вы желаете сказать? — обратился к ней король Рене.
— В первую очередь, позвольте мне обратиться к герцогу, ваше величество, — сказала Виола и после милостиво разрешившего кивка продолжила, повернувшись к отцу: — Ваша светлость, я прошу у вас прощения за все те огорчения, что причинила с младенческого возраста и по сей день.