незаконно. Было сложно. И я не пожалел, что Леклер сдох, Джо. Смерти я ему не желал, но
если бы была возможность вернуться в ту ночь — ничего не изменил бы. А ты?
— А при чем здесь я?
— А при том, что ты можешь мне объяснить зачем разыгрываешь невесту этого
придурочного? — Вау! У нас случился такой плавный переход темы, что ощущение, будто по
голове ударили. Сижу и ошалело моргаю. — Из-за меня? — продолжает, тем временем, Шон.
— Угу, и солнце из-за тебя всходит, — бормочу я себе под нос, закатывая глаза. А ведь он
прав…
— Я спрашиваю серьезно. Его привезли на Сицилию твои родители. Чтобы на тебе женить.
Не вижу иной причины на это подписаться.
Старательно не отрывая глаз от залива, меняю тему.
— Он ненавидит Австралию и Сидней… — и меня. — За что он ненавидит это место?
— Он не одинок. Пани тоже ненавидит.
— Пани? — Вот это новости!
— Я думал, что она затопит своими слезами и соплями весь город. Сколько тут жила —
ныла хуже пятилетней девчонки.
Мне вдруг становится смешно и легко.
— А ты любишь Сидней? — спрашиваю я.
— Нет.
— Нет?
— Я люблю крепкий алкоголь, он отшибает лишние тревоги. Я люблю фирму эпл, она
проверенная. Я люблю компьютеры, они мне интуитивно понятны и послушны. Я не люблю
опаздывать, это признак ненадежности. Я не люблю летать, после перелетов я чувствую себя
как после отжима в стиральной машинке. Я не люблю Сидней, я к нему ничего не чувствую.
Это стены и лампочки.
— И море. Ты ничего не чувствуешь к морю?
— А что можно чувствовать к морю?
— Восхищение, оно сильное и самовольное, мы полностью зависимы от его власти. Дарит
множество возможностей. Его приятно слушать, обонять и осязать…
И вдруг он фыркает, но не как обычно, а… беззлобно?
— А теперь подумай, что ты сказала. Это же определение идеального мужчины. — И у
меня открывается рот. Действительно. Вот так сюрприз. — Ты любишь не море. Ты выбрала
его для олицетворения собственной секс-ориентации.
И когда я начинаю обдумывать услышанное, у меня в голове возникает только один
человек, который удовлетворяет всем этим качествам. Паника захлестывает с головой, а на
коже появляются мурашки. Их не спрятать. И Шон, разумеется, замечает.
— Тебе не кажется, что это трагедия? — шепотом спрашиваю я. Вопросительно выгибает
бровь. — Трагедия, что двое настолько разных людей, как мы с тобой, абсолютно совместимы в
постели.
— И в чем же это мы разные? — хмыкает Картер. — Может, в том, что оба любим свою
работу? Или в том, что идем к поставленной цели, вынуждая окружающих прогибаться?