Тем не менее, рот Деймона был полон темно–красной крови, которая хлынула сразу.
Все что он сделал до этого, напоил Бонни Черной Магией, разлил жидкость из звездного шара по четырем углам, чтобы открыть врата и проделать весь этот путь через охрану к этому хрупкому сокровищу замка, все это было только ради одного.
Ради этого момента, когда его человеческое небо могло насладиться тем нектаром которым была для него кровь вампира
И это было… божественно!
Это было лишь второй раз в жизни, когда он пробовал ее как человек. Катрина — Кетрин, как он думал о ней по–английски, была первой, естественно.
И как она только могла уйти от него после этого, одетая в короткую сорочку из муслина, уйти к наивному неопытному мальчику, которым был его брат, он никогда этого не поймет.
Его беспокойство распространилось на Джессалин. Этого не должно произойти.
Ее ничто не должно беспокоить и тревожить, пока он не возьмет у нее столько крови сколько сможет. Это нисколько ей не повредит, но для него это будет иметь значение.
Принуждая свое сознание не отдаваться чистому элементарному удовольствию от того чем он занимался, он начал очень осторожно, очень аккуратно проникать в ее разум.
Это было несложно, проникнуть в ее сущность. Кто–то вырвал эту утонченную, хрупкую девушку из человеческого мира и наделил ее природой вампира, не позаботился о ней. И не казалось что она имеет какие–то моральные возражения против вампиризма.
Она подходила к жизни легко, наслаждаясь ей.
Она бы стала хорошей охотницей на свободе. Но в замке? Со всеми этими слугами? Это как будто иметь в услужении сотню снобистских официантов и две сотни снисходительных сомелье, которые только и ждут того как она откроет рот, чтобы отдать приказ.
Эта комната например. Она хотела немного цвета — просто брызги фиолетового здесь, чуть–чуть лилового там, естественно она поняла, что спальня принцессы–вампира могла быть лишь черной.
Но когда она робко упомянула об этом в разговоре со своей горничной, девушка ахнула и посмотрела на Джеслин так как будто она попросила поставить слона прямо у себя перед кроватью.
Принцессе не хватало смелости поговорить об этом с экономкой, но в течении недели приходило три полных корзины черных пречерных подушек. Это был ее «цвет.»