Про то, как Вакса гуляла-гуляла, гуляла-гуляла (Левитин, Левитина) - страница 26
– Прикрывают, – говорила другая. – Ох, прикрывают. И зачем прикрывают – ясно. Им нужно, чтобы мы все перемерли, и тогда на этом месте гостиницу откроют!
– Почему перемерли? Что вы такое неприятное говорите?
– И яйца, в столовой просили больше одного не выдавать.
– А яйца тут при чем?
– Не знаю.
И они таинственно, совсем в другом настроении расходились.
– Старость, деточка, – объяснила Ваксе старушка, – очень дурная штука. Своей жизни нет, и потому везде мерещатся заговоры. Хотя, конечно, дыма без огня не бывает!
А в общем, все складывалось для Ваксы как нельзя лучше. И старушка добрая, и муха с появлением Ваксы присмирела и не мешала старухе спать, а ползать по себе Вакса ей разрешала, все веселей.
Надо было доживать жизнь вместе с хозяйкой комнаты, вот что было не очень весело. Общение со старостью, оказывается, старит, а если это еще и противная старость, то просто убивает.
В других комнатах было совсем худо, Ваксу приносили в гости, и она не находила на полках ни одной игрушки, кроме поролоновых попугаев, да изредка что-то странное, именуемое гжелью. На стенах фотографии, реже детей или близких, чаще самих обитательниц, которым было приятно видеть себя затянутыми в корсет, в бальных платьях или в тот момент, когда они лихо завязывали пуанты, демонстрируя великолепные ноги, прикрытые белоснежной пачкой.
У очень немногих были собственные книги. Обычно из комнаты в комнату передавалась всего одна, очередная, кем-то уже прочитанная и рекомендованная, и старушки передавали ее, честно переписывая в библиотеке из формуляра в формуляр.
Потом возникала другая книга, еще интересней предыдущей, и тоже передавалась. У ее же хозяйки библиотека была своя, правда, небольшая, но настоящая, из книг, которые она с удивительной методичностью перечитывала всю жизнь.
Ей так и говорили:
– Возьмите что-нибудь новенькое! Нельзя жевать сто лет одно и то же!
Но она жевала! А если ей нужно было новенькое, приходил сын и приносил, он иногда забегал, вполне приличный, но какой-то встревоженный не совсем молодой человек. Ваксу он замечал, но почему-то не хотел, чтобы она это видела, отводил глаза. Старушка много ему про нее рассказывала, но он морщился и говорил:
– От твоих рассказов аппетит пропадает!
Смешно это – аппетит пропадает, еду своей маме он привозил тоже не самую аппетитную! И съедал сам, вначале отказывался, потом говорил:
– Если только чуть-чуть.
И съедал. Во время еды он становился разговорчивей, а старушка могла хоть что-то узнать о своей внучке, которая ее уже года полтора не навещала и, по словам отца, была самым занятым человеком на свете.