«Я не знаю, не знаю», — хотелось сказать мне.
— Ее передадут тебе и мне, и мы будем любить ее.
— Не знаю, — пробормотала я.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Сильвия, слегка побледнев.
— Мне плохо.
— Милая, иди ко мне.
Я легла рядом с Сильвией. По коже, которая у меня во время беременности всегда пылала огнем, прошло покалывание. Место между грудями покрылось потом, хотя мне было холодно.
— Во Франции… — начала она.
— Знаешь, — отрывисто произнесла я, — а я ведь не должна была туда попасть. Я так переживала. Матери нужно было оставить меня дома.
— Но у тебя была мать, — сказала она. — Она любит тебя. Посмотри, что она до сих пор для тебя делает, — она обвела рукой комнату, потом опустила ее обратно мне на живот.
— Да, была. А у тебя…
Она вскинула бровь.
— Не помню, видела ли я вас с ней вместе когда-нибудь, — с сомнением произнесла я.
— А я видела вас вместе. Она болтала с тобой в приемной. Один раз я даже видела, как она, проходя мимо тебя, погладила тебя по голове.
— О Сильвия! — воскликнула я, почувствовав жалость.
— А еще она пила. Ты об этом догадывалась?
— Пила? — удивилась я. Пустое лицо докторши всплыло у меня перед глазами, словно я видела его только вчера, только теперь уже я воспринимала его иначе, как взрослый человек.
Матку сжало словно тугим ремнем. Я не смогла сдержать стон. Мне представился массажер для похудения пятидесятых годов. Резиновая лента, трясущая жир улыбающейся женщины.
— Еще слишком рано, — простонала я.
— Дыши! — сказала она. — Дыши, как тебя учили на курсах подготовки. Это просто сокращения матки.
— Откуда ты знаешь? — процедила я сквозь сжатые зубы.
— Она не любила ничего, кроме выпивки, — сказала Сильвия.
Воображаемый ремень стянулся еще крепче.
— Ричард, — вырвалось у меня.
Сильвия повернулась и посмотрела на меня сверху вниз, рот слегка приоткрыт.
— Что?
На минуту стало тихо.
— Я… — Мне показалось, что она вот-вот заплачет, отчего у меня у самой защипало в глазах.
— Дыши, Лелия.
— Да. Я…
— Это не давало нам сблизиться, как мне казалось, — решительно сказала она. — И еще то, что она презирала вонючий комок грязи, мерзкое отродье, которое называлось ее дочерью.
Меня передернуло.
— Она пила каждый вечер, — тихо продолжила она. — Все время, пока была беременна. Я думала, что водка погубит ребенка. Но я вела себя тихо, потому что боялась, что она выйдет из себя. Я все время только то и делала, что читала, так ведь, Лелия?
— Ты и сексом занималась, — сказала я. — Ты была ребенком, но у тебя была подруга.
— Да, когда Софи-Элен была рядом. Но все остальное время я читала. Мне больше нечем было заняться. Я думала, что она превратилась в алкоголичку. Считала, что она была не способна любить. А потом…