Яна обмакнула кисточку в ярко–желтый и провела по расправленной на полу черной футболке, вышло слегка овальное солнце. Сейчас приделаем лучики, такая славная арт–терапия получается… Потерла натруженные ползаньем по ковру колени и краем глаза заглянула в учебник — как ни крути, а придется совмещать приятное с полезным:
— I raisе my voice against powerfull monopolies, against their distructive force! What have they done to the Earth? They've turned our land into a desert of concrete and stone… («Я поднимаю свой голос протеста против могущественных монополий, против их разрушительной силы! Что они сделали с Землей? Они превратили нашу планету в пустыню из камня и бетона…»)
«Ну да, попробуй такое запомнить!» — Янкины мысли бродили, как по лабиринту, по множеству извилистых ходов, и ни в одном из них английским даже близко не пахло. Она с бульканьем поколотила кисточкой в дежурной банке с водой, Гаврюха хищно прищурил зеленые в крапинку глаза и медленно пополз по–пластунски, не отрывая взгляда от вожделенной добычи. Яна строго ему пригрозила:
— Гаврила! И не думай! — и по инерции добавила: — Don't even think.
Английский Гаврюха всегда понимал с полуслова — что да, то да… Или просто сердитые нотки в ее голосе расслышал, потому как моментально перевернулся на спину и замахал в воздухе всеми четырьмя лапами в аккуратных белых носочках — лежачего не бьют. Вот хитрюга!
— Какой же ты кот? Ты у меня собака! — Янка почесала Гавриле живот в самом любимом месте, под грудкой, тот изогнулся невообразимой дугой и всеми силами показывал, как ему приятно: — В прошлой жизни ты был собакой, а?
Гаврюха ничего не ответил — очевидно, не был так уверен.
Оглушительно затрезвонил звонок, через полминуты хлопнула, как от сквозняка, входная дверь, и из прихожей послышался шум и женские голоса вразнобой, будто человек десять туда набилось. Яна высунула нос из своей комнаты: о ноу, только не это! Как говорят в подобных случаях одесситы, которых у них в Городе полным–полно: «Держите меня десять человек!» Пришли мамины подруги–морячки, не слишком–то Янка их жаловала…
— Привет, дорогая! А мы мимо шли, подумали: дай зайдем!
Голос тети Люды звучал душераздирающе громко, словно на торжественном собрании по поводу юбилея какой–нибудь правительственной шишки. Как обычно.
И без секунды промедления мамин голос на тон выше:
— Яна! Иди мне помоги!
Только этого ей сейчас не хватало для полного счастья!..
Они уже расселись на кухне, точно у себя дома. Тетя Люда выставила на середину стола бутылку мускатного розового вина (она с пустыми руками никогда не приходит) и теперь сияла, как начищенный до блеска медный таз. Тетя Аня по–скромному пристроилась в углу возле холодильника, нервно вздрагивая от его натруженного рыка, а мама ловко сооружала угощенье и командовала на всю катушку, поминутно на них покрикивала, как полководец: