Наступил уж сентябрь. Жена мне и говорит: «А заруби–ка ты старого петуха». Просьба для меня оказалась неожиданной: молодые цыплята ещё достаточно не подросли, а петух–отец уверенно в сарае держит шишку. Курочек на всякое найденное зёрнышко созывает, гнёздышки им заботливо выстилает свежей соломкой, и всяких чужих женихов–петухов бьёт смертным боем. В общем — мужчина на своём месте.
Ну, я к жене с вопросом: «Зачем?». «А потому, что он уже не нужен» — ответствовала супруга. — Цыплята уже вывелись. Яички курочки могут с успехом приносить и без петуха, а мне плов не с чем варить». В общем, петух — не нужен.
Я посмотрел на курочек, которые стайкой крутились вокруг нашего серебристо–сизого красавца, и подумал: «Не нужен?». А я? Нужен? Детей сделал. И они уже выросли. Появилась маленькая внучка. Бабушка ей нужна, потому что помогает молодой маме менять подгузнички, варить кашку, стирать пелёнки, качать малышку на руках, когда она плачет, потому что режутся зубки. У бабушки ещё в этой жизни полно всяких дел. У неё ещё я. Мне нужно чего–то варить, меня нужно ругать за то, что не туда поставил сапоги, или, оказывается, не так всю жизнь держу в руке ложку.
Может ли жизнь продолжаться без меня? — Вполне. Так я — нужен?
«Домик окнами в сад, Там, где ждёт меня мама…». «Поговори со мною, мама…». «Ты жива ещё, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет….». «Мама, милая мама! Как тебя я люблю…». Страницы не хватит, чтобы перечислить все песни про маму. Я ничего против этого не имею и очень свою маму люблю, но где песни про папу? Вообще, папа — это кто? И вообще, может им всем, папам, как петухам по осени, нужно после окончательного завершения всех брачных игр, рубить головки?
Конечно, предварительно удостовериться, что с брачными играми конкретно — вот у этого — всё.
И что же тогда может получиться? — Россия. Да, в нашей стране, в принципе, уже давно этот эксперимент проводится. Ну, во–первых, наша самая мирная держава последние сто лет только тем и занималась, что с кем–нибудь воевала. У нас всегда находилась уважительная причина послать куда–нибудь наших мальчиков, чтобы их там поубивали. И население под каждую кампанию так обрабатывали, что оно одобрительно, а то и радостно в ответ блеяло.
А в наших гражданских конфликтах мы добивались двухсотпроцентного успеха: наши отцы и мальчики, или, как ещё принято говорить, «наши отцы и деды», убивали друг друга сами, не выходя за пределы государства. О чём уцелевших отцов и дедов заставляли многократно рассказывать на школьных утренниках с непременной демонстрацией гордости за содеянное.