— Сматры, сматры! Сычас ты минэ будэш минэт дэлат!..
И тут… И тут Дилара закричала. Она закричала так, как кричат морские чайки. Как она кричала со мной в самые сладкие минуты наслаждения.
Потом всё кончилось. Сосем всё. Томази подошёл к дверному косяку и, как черенком лопаты, постучал об него концом, ещё торчащего, члена, стряхивая остатки семени. Он был очень доволен. Он доказал всем присутствующим, что со всех сторон был прав. И — какой я мужчина, если не мог за себя постоять и не смог защитить женщину. И — что Дилара его всё–таки любит, потому что — все видели — ей с ним очень хорошо.
Дилара лежала на боку почти со мной рядом. Глаза её были закрыты. Длинные волосы спутались. Они были мокрыми от слёз и местами прилипли к лицу, испачканному подтёками туши для ресниц.
— Ладно, Дилара, вставай. Пырасты мина, пожалуста! — пагарачылса. Прынэсы коньяку, надо это дэло атмэтыт! — Томази совсем стал добрым. — Ну, же! — тут же прикрикнул он на Дилару, которая оставалась лежать.
Дилара поднялась, путаясь, надела свой голубой пеньюар. Кажется, навыворот. Она долго не показывалась из кухни, и Томази снова пришлось на неё прикрикнуть.
И Дилара подала ему коньяк. Красиво, на подносе. С развёрнутой и поломанной на кусочки плиткой шоколада.
Томази с удовольствием выпил. Откусил шоколадку. Сказал Диларе:
— Ладно, разважи этого сылизняка. Пуст катыца скарэй атсуда. Чтобы я его болше нэ выдэл. — Ну, быстрей давай. А мы с тобой сейчас гулят будэм!..
Томази не удержался от соблазна и, когда я уже выходил, он сильным ударом столкнул меня с лестницы.
Ничего. Всё, кажется, обошлось. Зубы у меня остались целы, кости не сломаны. Почки, печёнка не пострадали. Лицо, правда, распухло, неделю не открывался правый глаз — но это мелочи. Болела душа. В груди всё ныло и жгло при воспоминании о пережитом унижении. Ещё там, у Дилары, привязанный к батарее, я поклялся себе, что убью этого подонка. И у меня созрел план, исполнению которого, как я думал, ничто не могло помешать.
Когда здоровье немного поправилось, я позвонил другу Виталию. У него был самодельный револьвер. Мы иногда выезжали с Виталием за город и тренировались в стрельбе по бутылкам.
Разговор, конечно, был не телефонный. Мы встретились. И я попросил у Виталия револьвер. Насовсем. И так, чтобы он забыл, что у него когда–нибудь этот револьвер был.
Я знал, как Виталий дорожил этой вещью. Сделать в домашних условиях, в сарайчике, боевое оружие, которое точно попадает в цель с двадцати пяти шагов — это сумеет далеко не всякий. Это вам не раму на велосипеде заварить, не гайку выточить. И всё же я попросил. И Виталий не стал задавать лишних вопросов. Только спросил: — Когда?