— Иди, — сказала ему, и Трой послушно прошёл в душ, не снимая с себя грязной одежды.
Я смотрела, как он встаёт под струи, как стягивает с себя мокрую ткань, скидывая её вниз, как начинает мыть своё тело, — и опять не могла понять, что чувствую к нему. Я ненавидела Троя за то, какой мразью он был. И я жалела его за то, что он ничего не мог с собой поделать. Он был болен. Болен Миром После.
И я не могла ему помочь.
Я быстро завернулась в полотенце, оставленное в открытой ячейке, оттуда же вытащила новую одежду и вышла в коридор, направляясь в свою с Барб комнату. Там оделась, вытерла свои волосы и задумалась над тем, как сбежать с этой чёртовой базы.
— Не уходи.
Голос Барб прозвучал так жалко, что я не смогла не повернуться к ней.
— Ты не знаешь меня. Почему ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила прямо.
— Тройчик не такой плохой, каким хочет казаться, — помявшись, тихо сказала девочка.
— Я знаю, что он неплохой, — спокойно ответила я, — но наши с ним взгляды на жизнь не совместимы. Фатально несовместимы.
— У Барб так давно не было подруги, — опустив взгляд в пол, сказала та, — не уходи, пожалуйста.
— Ты ведь знаешь, что я не смогу так просто покинуть это место, — попыталась успокоить её я.
— Да, это практически невозможно, — кивнула Барб, — Но желание уйти написано на твоём лице.
Я не знала, что на это ответить. Потому спросила о другом:
— Почему ты называешь себя по имени?
— Барб не с кем было общаться. Очень долгое время. Пока Тройчик не нашёл её, — ещё тише сказала девочка, — Повторяя много раз — намного проще запомнить своё имя.
— Сколько тебе лет, Барб? — глядя на неё, спросила я.
— Тринадцать.
Да, Трою ещё долго будет не разгуляться.
— Тебе нравится делать то, что ты делаешь? — забросила крючок я.
— Да. Барб любит убивать Грешников. И Барб любит прыгать с помощью легкоступов — так она может дотянуться до звёзд! — воскликнула девочка, на лице которой появился румянец.
— И Барб слишком много болтает, — сказал Трой, появляясь в дверях нашей комнаты.
Я обернулась к нему: он стоял, одетый в новую чистую форму; его волосы всё ещё были влажными и слегка убранными назад, а на лице не было ни пятнышка скверны.
Вновь воспользовался антидотом?..
— Гаморичка останется с нами? — в лоб спросила его девочка, и командиру отряда пришлось перевести взгляд на меня.
— Останется, — спокойно ответил он, но его глаза говорили — только попробуй поспорить; я и не пыталась, — Через сорок минут будьте на полигоне. Легкоступы вам выдаст Вельз. А сейчас — свободны.
И он вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.