Дважды, приметив Медынцева на дороге в окно, Маргоша запирала комнату соседки на ключ. Посвистав у двери соловьем, гость исчезал в папиросном дыму лестницы, а минут через пятнадцать вновь проявлялся эффектно, как корабль в тумане. Маргоша, собравшаяся отворить дверь, прятала ключ в кулаке и со свирепой приветливостью цедила:
– Здрасьте…
– О, Маргарита! А я вот Варю проведать пришел. Может, заскочишь? Побеседуем, винцом побалуемся.
Маргоша не пасовала перед его магнетическим нахальством и, уже не церемонясь, шипела:
– Довел девушку…
– Куда?
– До паралича деликатности! – В сердцах она громко хлопала своей дверью.
В конфликт с Маргошей Медынцев никогда не вступал. Слишком воинственно она была не накрашена. Так велико было Маргошино презрение к Медынцеву, что она не стеснялась открывать перед ним свое настоящее, обнаженное без косметики лицо. Много чести – стесняться.
Прислушиваясь к одностороннему бурлеску в Вариной комнате, Маргоша сердито выщипывала рейсфедером брови. Подчистую выдернув мельчайшие волоски, отточенным карандашом рисовала на месте бровей коричневые полумесяцы. В нерабочие дни ресницы покоились в крохотной кювете, глаза отдыхали. Маргоша жирно подводила их тем же карандашом «Живопись» и лишь тогда шла в общую кухню. Забегая к Варе позже, язвительно щурилась:
– Ну и где твой «пошел на фиг»? Имей в виду, народ в курсе, что у тебя любовник!
У Вари дыхание останавливалось от обиды.
– Знаешь ведь, все не так…
– А ты попробуй доказать остальным, что у вас платонические отношения. Или правду скажи.
– В смысле?
– В смысле использования твоего жилья вместо кафе самообслуживания!
– Выгоню, – уныло обещала Варя.
Бывший кумир школы был несимпатичен ей в прошлом, неприятен теперь, но ликующая его улыбка обезоруживала Варю с порога. Ее всякий раз прошибало сочувствием к жалкому, какому-то болезненному стремлению Медынцева ощущать себя в земном раю. В этой тяге едва уловимо проглядывало заигрывание, даже заискивание потерянного человека перед жизнью, как перед стервозной женщиной, чью благосклонность он удерживает не без труда.
Варя очень мало знала об его окружении. Маленький сын, злая теща, суровый шурин Захар. Дочь от первого брака, бывшая жена. О нынешней Медынцев помалкивал, – значит, при кажущейся открытости, не был чистосердечен.
К Варе он, надо сказать, не приставал. Относился по-своему хорошо. Исчезли попытки флирта и пошловатые намеки. Варя подозревала, что у Медынцева нет друзей. Ему, видимо, не дано было чувствовать к кому-либо дружеское расположение. Впервые ей встретился человек, в котором жило такое тягостное солнце – солнце лучами внутрь. И Варино терпение в конце концов кончилось. Она больше не могла выносить Медынцева и отважилась сказать: