Хлеба и чуда (Борисова) - страница 85

– Ага, – призналась Варя, смахнув со щеки вылетевшую из трубки снежинку. – Подкинул вот ребенка брат… двоюродный… сам смылся…

В кухне было темно. Отбрасывая искры на железный лист перед дверцей, весело гудела печь. На беленом боку печи баянистка Римма Осиповна докручивала последние кадры диафильма. Загорелся свет, и ее пятилетние двойняшки вытащили из-под стола упирающегося пса Геббельса.

– Марш отсюда с собакой, – турнула их мать в коридор. Удивилась, увидев Варю в домашнем: – Не пошла в ресторан? Ух ты, малец какой кареглазый!

Варя повторила легенду о двоюродном брате. Римма Осиповна выслушала и тихо сказала:

– Варенька, мне Маргоша давеча пожаловалась на этого… Медницкого, что мальца тебе оставил. Выходит, не вернулся за ним? Совести нет у человека.

Геша рвался в коридор к мальчикам и Геббельсу. Римма Осиповна выпроводила пса в тамбур, затащила своих бутузов в кухню и заперла дверь:

– Постучат, кому надо. Варенька, надо что-то делать. Медницкий твой неизвестно где шляется…

– Он не Медницкий, а Медынцев, и он не мой.

– Тут разницы нет, тут страшно, что мать ребенка потеряла. Представляешь, каково ей сейчас? Я бы уже все волосы на себе порвала. Полгорода бы обегала, больницы и морги обзвонила, милицию бы подняла на уши…

А Варя о родительнице Геши и не подумала. Ну, не то чтобы совсем, но не с такой позиции – материнской. Считала Медынцева нечутким, а сама…

– Варь, ты мальчика о ней спрашивала?

– Говорит – мама дома. Пирожки стряпает.

Римма Осиповна поставила на стол тарелку с теплыми булочками, налила мальчикам по розетке брусничного варенья. Глядя на бутузов, и Геша хорошо поел, все смели, даже Варину кашу. «Пасиба» за ужин Геша сказал Римме Осиповне и спросил у нее же:

– Когда Дед Молоз плидет?

– Скоро, Гешенька. Пойдем наверх, он и придет.

На ухо Варе Римма Осиповна шепнула:

– Попросила наших актеров заглянуть в костюмах. У них сейчас самый сенокос, по заказам отрабатывают. Позвоню им, пусть третий подарок возьмут.

– Прокопьевна сердится, кидает телефон.

– Ничего, посердится и перестанет. В милицию позвонить?

– Да, – Варя зажмурилась, представляя жену Медынцева, рвущую на себе волосы. – Да, позвоните, пожалуйста.

Елочка в комнате Риммы Осиповны стояла в углу на крестовине – покупная, с мягкими иголками из полимера, с электрическими свечами-гирляндами и стеклянными игрушками. Дед Мороз, хоть и пошатывался слегка от усталости, нисколько не растерял своей внушительности – посох выше шапки, борода до пояса и таинственный мешок за спиной. Снегурочка тоже себя не посрамила, несмотря на арлекиновское выражение лица из-за разводов туши под глазами. Прибаутки отскакивали от зубов сказочных гостей без сучка-задоринки, развеселившийся Дед Мороз спел про Снегурочку несколько почти приличных частушек. Римма Осиповна потушила свет, и в руках бутузов с шипением брызнули искрами бенгальские огни. Одну искристую палочку доверили подержать Геше с Вариной подстраховкой. Потом все закричали: «Елочка, зажгись!», и по мановению волшебного посоха вспыхнули разноцветные гирлянды. Варя смотрела в сияющие детские глаза с отражениями свечей и радовалась восторгу Геши, а внутри в то же время плакала.