Женщина открыла глаза; после обморока в себя пришла.
— Что это холодно как?
Сбитое платье поправляет, рука во что-то липкое попала. Это она в холодной кровяной луже лежит.
Подвинулась, села.
— Что за слабый писк возле нее?
Окончательно в себя пришла.
Оторвала угол изношенного черного платка, завернула в него несчастного, в утробе матери проклятого родным дедом пришельца в мир.
Встала. Наугад по дорожке бредет, за ней кровавая полоска тянется, а с нею жизнь куда-то уходит; легкая ноша не по силам становится.
— Умереть одной в лесу! Как страшно! — несутся тревожные мысли.
Ночь месячная, светлая, тихая.
Ни признака ветерка, не скрипнет дерево, не шелохнется листок.
Молчит дитя. Шатающейся тенью идет по дорожке юная мать.
В больном мозгу бегут картины и мысли. Вот вновь начинает болеть нещадно избитое строгим отцом тело. Надрывно рыдает, причитает, точно над мертвой, несчастная мать.
Как бесконечно длинна дорога в Москву. Там Митя! Донести бы ребенка… За нею все заметнее кровавая полоса, — в ней все меньше и меньше сил. Скорее бы из леса. Скорее бы к людям. Скорее кому-нибудь отдать ребенка. Слава Богу! Лес становится реже, за ним луга и на пригорке раскинулась усадьба.
Собрала последние силы… идет. Душа молит, кричит, призывает на помощь хоть кого-нибудь.
Будто послушные зову, широко распахнулись ворота усадьбы, пара черных, как ночь, коней, запряженных в черную же коляску, вынеслись на дорогу. На вожжах повис весь в черном кучер. Огнем горят глаза лошадей, страшен оскал закусивших удила зубов; не слышно звука копыт и колес.
В угол коляски откинулась одетая в белое дама. Глаза горят фосфорическим блеском. Бедная мать с мольбой протягивает к ней свое дитя.
Дама наклонилась; плотоядная улыбка растянула губы. На лету схватила ребенка и… ни коней, ни кучера, ни коляски…
* * *
Тринадцатое июня подарило Борки новым сюрпризом. При въезде в парк найдено обескровленное тело новорожденного ребенка с крошечной ранкой за ухом.
В трех верстах за Борками, у ворот наглухо забитой усадьбы князей Шацких, лежала мертвая молодая женщина, умершая, по определению врачей, от послеродового излияния крови. Каким образом очевидно убитое дитя оказалось в трех верстах от матери? Волнение в Борках росло.
В тот же день, выходя из помещения Уголовного розыска, бледный, без мысли и цели, шел по улицам Москвы Зенин. Неужели так подействовала на него жестокая отповедь начальства?
Нет, к ней он привык и знает, что за вспышкой гнева всегда последует справедливая оценка.
Страшно сознание собственного бессилия, ненужности и вредности своего присутствия на важном и ответственном посту.