В соседней комнате какая-то дама пониженным тоном отдает распоряжения Оксане.
Зенин заперся в своем кабинете.
Гнетущая тоска заползла во все углы так недавно еще веселого дома.
Что же случилось? Почему так глубока и велика во всем перемена?
Опустел навсегда белый домик.
Осиротели в нем люди, птицы, цветы!.. Из него отлетела душа!..
Отзвучали печальные песнопения панихиды, прорыдал хор «вечную память» и разошлась по домам любопытная толпа, собравшаяся поглазеть на покойницу и подивиться ледяному спокойствию сына, стоявшего у ног боготворившей его матери без слезинки в глазах, с крепко сжатыми губами и скорбной складкой на лице. Не дрожала его рука, державшая роковую свечу, не согнулись колена под гнетом страшных прощальных слов: «Вечная память!»
Быть может, в его душе больший отзвук нашли слова «Аллилуйя». А его осудили, да еще как осудили.
Досталось также немало пересудов и на долю молодой девушки, комочком сжавшейся в углу передней и припавшей в глухих безудержных рыданиях к полу.
— Смотрите! Бывшая невеста Зенина.
Безусловно, притворны эти рыдания!.. Просто воспользовалась предлогом войти в дом и надеется обратить на себя внимание плачем о так горячо любимой им матери.
С насмешливой презрительностью скользят по ней глаза соседок, но ничего не видит и не слышит сам Зенин.
Он — далеко от мира с его печалями и заботами; она — вся его на земле.
Любовь ее к нему глубока и беспредельна. Недоумевая перед причиной, побудившей его вернуть ей обручальное кольцо, она чувствовала глубокую драму его души, видела его нечеловеческие страдания и горько оплакивала смерть его ангела-хранителя — матери, которую и сама искренне полюбила.
Мать закрыла навек глаза, и он теперь один, один! А она не смеет пройти к нему!
— Боже, спаси и помоги ему в какой-то постигшей его беде. О, милая, хорошая, родная, — в безумных рыданиях звала она старушку. — Ты еще здесь; душа твоя не отошла еще от земли; будь же при нашем бедном Володе; не оставляй его одного! Что-то роковое, страшное мучит его в последнее время, а мы так его любящие, были от него далеко. Ты боролась со смертью; я, отвергнутая, не смела переступить вашего порога!
Вся ушедшая в безумный зов к мертвой, не слышала бедная конца панихиды. Очнулась от наступившей почти полной тишины. Поднялась… вошла в комнату. Монотонно роняла святые слова монахиня, и в важном спокойствии слушала их покойница…
Зинаида Николаевна в страстном порыве припала к ее ногам. Их холод, проникая через парчу покрова, освежил ей голову.
Пришла в себя… Поцеловала сложенные накрест руки и, шепнув внушительно: «Смотри, не оставляй его; в воздухе висит непонятная, но большая беда…», вышла, не оглядываясь. В саду наклонилась над клумбой, желая сорвать на память белую розу, но ошиблась стеблем, и в руке ее оказалась — кровно отливающая густо-красная гвоздика.