— Шу-у-у! — низко над головами богомольцев пролетела громадная летучая мышь.
— Кышь ты, окаянная, — отмахнулась от нее стоявшая на ступеньках старушка. — Ишь, погань, летает у самой святыни!
— Бу-у-м, — поплыл по Москве тягучий густой удар с высоты Ивана Великого. Подхватили у Спаса, Василия Блаженного и полился музыкальный перезвон «сорока соро-ков».
Встали и истово перекрестились ночные богомольцы.
Вскочила с постели Жюстин.
— Проспала закрыть окна и двери; разбудили, верно, mademoiselle. Ишь раззвонились, как сумасшедшие; праздник у них, что ли, какой-нибудь особенный!
Быстро закрыла балконную дверь; под ноги попались разбросанные цветы.
— Mademoiselle вставала ночью, — озабоченно подумала камеристка и, неслышно ступая, заглянула в спальню.
Медленно поднялись отяжелевшие веки артистки; с бескровных уст послышался хриплый шепот бреда:
— Сбросьте с постели уродцев… душит… запах тления…
Отдернула, почти оборвала тяжелую штору Жюстин и широко распахнула окно, впуская струю свежего воздуха.
— Что с вами? Кто напугал вас, mademoiselle? — бросилась она к умирающей.
— Белая женщина… зеленые глаза… черные крылья, — со страшным усилием прошептала Перье. По ней пробежала судорожная дрожь; тело вытянулось и замерло.
С бешеной скоростью мчатся казенные автомобили из Борок в Москву. Сидящие в них хранят гробовое молчание. Непрерывно дают грозные сигналы шоферы. Далекие встречные спешат посторониться и долго потом недоуменно глядят вслед промчавшимся чудовищам. Полицейские автомобили многим знакомы, а полицеймейстера знают в Москве чуть ли не все поголовно.
— Что-то стряслось недоброе, Господи Батюшка, — качают головами ломовики. — Ишь их сколько поехало! Неспроста!
— Слышь, миллионщика-то Данилова убили, — сообщила возвращавшаяся из Борок молочница. По оживленному лицу видно, что бабенка рада-радехонька быть первой вестницей сенсационной новости.
Первая страшная весть поползла по городу.
Бешено мчавшиеся автомобили остановились у подъезда Национальной гостиницы. В широко распахнувшуюся дверь первым влетел еще на ходу спрыгнувший Зенин. Уж очень хотелось ему взглянуть на нетронутый еще посторонней рукой труп.
За ним, шагая через две ступеньки, бежал следователь. В конце коридора их встретило благоухание бесчисленного множества цветов. Дверь квартиры открыла услыхавшая шум шагов заплаканная Жюстина.
— Когда обнаружили убийство? — бросил на ходу Зорин.
— Да уж больше часа, как умерла mademoiselle; только мы сначала старались привести ее в чувство; не хотелось верить, что она умерла!