Он пытался приохотить к живописи и девочку, но рисовать Марта не любила. Не чувствовала цвет, формы на ее эскизах выглядели плоскими, композиция разваливалась. Девочку не интересовали ни карандаши, ни краски. Ей было попросту скучно над белым листом.
Зато языки Марте давались легко. В английской школе она была одной из лучших, французский выучила на факультативе играючи. Такой же игрой она считала точные науки. Учебник математики прочитывала уже в сентябре, как легкий роман. Из-за этой легкости она заскучала и в институте. Сперва заскучала, а потом, почувствовав, что без усердия науки не осилить, решила, что высшее образование – не для нее. Она и переводами заработает.
Тем более после семнадцати Марта вдруг расцвела. Черты лица заострились, точно умелый ретушер добавил изображению резкости. Рот перестал казаться чересчур большим. Серые глаза приобрели зеленоватый оттенок и мерцали из-под потемневших вдруг ресниц почти загадочно. Густые русые волосы посветлели и стали «платиновыми», оттенив смугловатую кожу. Нет, никто не назвал бы Марту классической красавицей, но в ее лице было нечто большее – неодолимая притягательность. Пропорции фигуры тоже не укладывались в классические каноны. Но что каноны? Пышная грудь в сочетании с тонкой талией и узковатыми бедрами заставляли окружающих мужчин нервно сглатывать. И забыть яркую внешность Марты было невозможно.
Эсфирь Марковна, страшно переживавшая из-за нескладности дочки, теперь гордо показывала знакомым ее фотографии и чуть не каждую неделю покупала для своей «принцессы» обновки. Вокруг Марты заклубились поклонники. Эсфирь Марковна особенно отличала среди них Гену, сына их давних друзей – такой приличный мальчик, и вся семья такая приличная. Марта замуж не рвалась, но и «мамочку» огорчать не хотела, ходила с Геной на свидания, в театры, на выставки. Должна же быть у девушки какая-нибудь романтическая история. Хотя бы и скучноватая…Стив.
В Америке Ольга определила талантливого мальчика в еврейскую школу-интернат. И опять он учился лучше всех. А самыми большими праздниками были для Стива ежедневные уроки музыки, особенно сольфеджио.
Ольга часто навещала своего подопечного. И всегда приезжала не с пустыми руками – ей хотелось побаловать Стива, скрасить его одиночество в чужом мире. И вот однажды мальчик увидел на столе красивый длинный футляр.
– О! Это мне? Настоящая скрипка? – воскликнул он с восторгом. Скрипки, которые предоставлял своим воспитанникам интернат, были, как говорят, «фанерные». Стиву нравилось играть, но звук учебных инструментов был плоским, глуховатым, совсем не таким, как в записях, которые мальчики слушали на уроках музыки. И вот теперь у него будет скрипка, которая сможет петь, как поют скрипки на всех этих замечательных пластинках…