На обратном пути они снова молчали. Юра довез их до дома, помог разложить коляску, поздоровался с подвыпившим Геннадием, как раз вернувшимся из магазина с новой бутылкой водки.
– Ну, Свет, пока. Надеюсь, у тебя все наладится, – сказал Юра, садясь в машину, – ах да, сходи все-таки к врачу, грудь проверь, это я тебе чисто по-дружески рекомендую.
И уехал. Оставив Свету с Вовочкой и Геннадия стоять на тротуаре перед подъездом.
– Ну надо же, какая скотина! – Света жалобно посмотрела на небритого мужа и горько расплакалась.
Через неделю у Вовочки опять была пневмония.
– Звонить Юрию? – спросил Гена, за все семь дней не выпивший ни капли и не сказавший жене ни слова.
– Нет, не надо, – наклоняясь над колыбелькой, Света, прощаясь, ласкала взглядом любимые, но безжизненные черты младенческого лица, – не надо, я не хочу…
Профессор Казаков, как Юра когда-то, садится на край Светиной кровати.
«Плохая примета, – думает она, – неважные, видать, мои дела…»
И точно, к пациенткам профессор присаживается только в самых тяжелых случаях.
– Вы, голубушка, знаете, что пришли очень поздно, кто-то, может быть, даже сказал бы слишком поздно, – начинает он, не вселяя надежды, – по результатам биопсии у вас инвазивный протоковый рак с поражением лимфоузлов. Будем делать операцию Пейти.
В тяжелых случаях профессор предпочитает использовать в своей речи побольше медицинских терминов. Пациентов это обычно успокаивает, вселяет уверенность, что они в надежных руках.
– Этот вид операции заключается в полном удалении молочной железы и подмышечных лимфоузлов. Дальнейшее лечение определим после. Через час к вам придет анестезиолог и будет готовить вас к наркозу. Остальное вам вот Дашенька объяснит.
– Доктор, – говорит Света Казакову, ничуть не успокоенная, – у меня ребенок только что в школу пошел, я должна остаться живой!
– Сделаю, что в моих силах, – отвечает он, – обещаю, но… после операции все зависит от вас. Девяносто девять процентов. Будете жить, если захотите.
«Можно подумать, я не хочу!» – Внутри у Светы беззвучно взрывается злость.
«Неважные твои дела, Светлана Васильевна, ой неважные… – Невидимый занимает рядом с ней освободившееся место Казакова. – У тебя всего час остался, не упрямься, думай! Думай, подобие Божье, пока не поздно».
«Да о чем думать-то? О чем?»
Но Невидимый, как назло, умолкает, прячется.
«Именно теперь, когда мне наконец нужна твоя помощь?!»
Когда схоронили Вовочку, Света с головой ушла в мамин бизнес. Про сына она вспоминала каждый день и плакала, но когда в памяти всплывало бессмысленное лицо Алешеньки – неутешное горе сменялось тихой, спокойной ясностью, как будто прозрачно-голубое небо проглядывало сквозь тучи.