— Этого он не сделает. Второй раз он такой ошибки не допустит.
— Вы уверены?
— Да, Зайлер слишком честолюбив. Ему нужен только тираж, а на все остальное наплевать. Он еще ни разу в жизни не высказал собственного мнения. У него нет никаких интересов, его ничто не радует, ничто не огорчает… кроме того, что тираж застрял на мертвой точке. Зайлер не ходит ни в театры, ни в концерты, а дома у него вы не найдете ни одной книги. Да и страстишки-то у него мелкие: порнография и бридж, «ягуар» и квартира-люкс.
— Представьте себе, — сказал Кремер, — что Зайлер на долгое время лишился бы возможности смаковать убийства за отсутствием таковых.
— Что тогда?
— Он бы организовал их сам!
19 августа, 20 часов 30 минут
КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА
— Наше сегодняшнее вечернее совещание я решил провести на полчаса раньше, потому что на нем пожелал присутствовать мой сын… Представляю вам моего сына Оливера, ему шестнадцать лет, он учится в литературной гимназии, но еще не решил, кем быть — возможно, он станет журналистом. Надеюсь, господа, вы не против того, чтобы Оливер послушал, как мы работаем?
Молчание.
— Итак, возражений нет. Как у нас обстоят дела? Начнем сегодня с отдела культуры. Господин Кремер!
— В кинотеатрах начали показывать фильм Джона Уэйна о Вьетнаме. В Базеле уже состоялась демонстрация протеста. Прокатчик согласился с требованием демонстрантов и решил снять фильм с экрана.
— А какого характера этот фильм?
— Гимн «зеленым беретам» во Вьетнаме. Подзаголовок мог бы звучать: «Так они расправляются с коммунистами» или что-нибудь в этом роде.
— Вы хотите дать это шапкой?
— Вторым номером идет интервью с Фридрихом Дюрренматтом.
— По какому поводу?
— В Базеле репетируют новый вариант его пьесы о Шекспире.
— А вы не хотите шапкой пустить Дюрренматта? Дюрренматт — как-никак что-то свое, швейцарское.
— Джон Уэйн вас пугает?
— Решайте сами, — сказал Эпштейн. — Что предлагает отдел спорта?
— Не бог весть что. Последние схватки перед олимпиадой в Мехико.
— А отдел экономики?
— Ведущая тема: новое оборудование эмиссионного банка.
— О’кей. Отдел внешней политики?
— Я звонил сегодня в Прагу, Гайеку, — сказал Хойссер, — похоже, Свобода найдет общий язык с русскими, но надо бы еще раз подумать, не стоит ли все-таки завтра же послать человека в Прагу.
— Давайте обсудим это с вами после совещания, хорошо? Насколько я понял, у вас и в этом номере коньком будет Прага?
— У меня нет выбора.
— А что у нас есть для первой полосы?
— Грандиозная история, — заявил Зайлер. — Я сам ею занимался.
— Не дразни нас, — сказал Эпштейн.
— Мы приобрели исключительное право на весь материал о Рут Кауц.