— Могло быть и так. Рут, конечно, всегда выбирала себе ребят побогаче.
— А ты знаешь, у кого из ваших ребят родители имеют моторную лодку?
— Точно не знаю. Но вроде бы человек семь или восемь могу назвать.
— У твоего отца тоже есть моторная лодка, — сказал Эпштейн.
— Вот это хохма! — отозвался Зайлер. — Давно такой не слышал.
— У меня создается впечатление, что диалог между господином Зайлером и вашим сыном постепенно соскальзывает куда-то не туда, — вмешался Кремер.
Зайлер ответил:
— Это был бы не первый случай в криминалистике, когда журналисты оказываются проницательнее, чем полиция.
А Оливера он спросил:
— Что бы ты подумал о своем товарище, который надругался над такой девушкой, а потом убил ее?
— Не знаю, — ответил Оливер.
— Ты нашел бы для него оправдание?
— Может быть!
— Я полагаю, на сегодня хватит, — неожиданно резко заявил Эпштейн.
— Извини, — сказал Зайлер, — но мне кажется, твой Оливер незаурядный парень. Если он не станет журналистом…
20 августа, 10 часов 30 минут
ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА
— Все дело в том, что нам с тобой не надо было вступать в брак, — сказала Сильвия.
— Не говори ерунды. Это же просто ребячество — после семнадцати лет совместной жизни вдруг заявить: нам не надо было вступать в брак.
— Я не хотела этого.
— Я хотел!
— Почему ты на мне женился?
— Предположительно — из любви.
— А я вышла замуж с перепугу.
— Этого ты мне семнадцать лет назад не сообщила.
— Зато теперь я это знаю.
— А я знаю кое-что другое.
— Что именно?
— Все дело в человеке по имени Тобиас Петерман. Мне мало что о нем известно, слухи на его счет ходят разные, так что толком я ничего не знаю. Говорят, будто он из богатой семьи, уже два раза был женат, имеет возможность держать фотоателье для манекенщиц, любит дорогие спортивные машины, например «феррари»… Так говорят… Тебе известно больше. Я же знаю только одно: как-то раз в Безацио этот человек встретился с женщиной по имени Сильвия Эпштейн, излил ей душу, сообщил о намерении покончить с собой…
— Замолчи! — крикнула Сильвия.
— Почему ты зажала уши?
— У нас и без него бы все разладилось.
— За неделю до того, как этот Тобиас подкатил в своем «феррари» к нашему дому в Безацио, там были я и Оливер. Те два дня — суббота и воскресенье — вспоминаются мне совсем иначе. Никакого разлада не было. Никаких симптомов кризиса. Совсем наоборот; впервые за долгие годы ты снова объяснилась мне в любви.
— Так это же было… я же думала… Ты просто не понимаешь. Да, я объяснилась тебе в любви, потому что не хотела мириться…
— С чем?
— С тем, что у меня не осталось никаких чувств… к тебе. Я до смерти испугалась, когда вдруг поняла, что между нами все может кончиться.