— Прекрасная мысль, господин Кремер, только это не заголовок для бульварной газеты. Мне очень жаль, но я вынужден еще раз отметить: вы не имеете понятия о том, как делается тиражная газета. Не возражаю — пожалуйста, напишите комментарий о чуме в Сайгоне.
— Вот возьму и напишу, — буркнул Кремер.
— Как дела в производственном отделе? — спросил Эпштейн.
Зайлер, заведующий производством, ответственный за то, чтобы каждая из двенадцати полос была готова вовремя, чтобы рукописи сдавались в набор, а ротационные машины начинали работать ровно в три тридцать ночи, Зайлер, бывший главный редактор конкурирующей газеты «Экспресс», заявил:
— Мы по-прежнему каждую ночь попусту теряем время.
— А в чем дело? — спросил Эпштейн.
— Прошлой ночью мы начали печатать только в четыре. Позапрошлой — в полпятого.
— Знаю, — сказал Эпштейн. — Техническая дирекция ежедневно докладывает руководству. И мне приходится тогда выслушивать, во что обходятся издательству сверхурочные наборщикам и метранпажам.
Так в чем же дело?
— Заведующие отделами у нас сплошные гении.
— Это не ответ.
— Имя Брехта «Бертольт» они упорно пишут с «д» на конце. Знаки препинания для них не существуют. А уж об управлении глаголов они вообще не имеют понятия.
Кремер сказал:
— Куда уж нам дуракам против вас.
— Пожалуйста, не ссорьтесь, — попросил Эпштейн.
— Я повторяю, мы каждую ночь попусту теряем время, — сказал Зайлер.
— Этот вопрос мы с вами обсудим с глазу на глаз. Совещание окончено.
Заведующие отделами разошлись по своим комнатам. Зайлер остался.
Не глядя на Зайлера, Эпштейн сказал:
— Если мы и теряем время, то исключительно по твоей вине.
Зайлер вздрогнул:
— С чего ты взял?
— Ты ставишь мне палки в колеса, — сказал Эпштейн, все еще не глядя на Зайлера. Зайлер тоже смотрел куда-то в сторону.
— Мои условия тебе известны, — продолжал Эпштейн. — Не хочешь соблюдать их — скажи прямо.
— Ты пригласил меня в «Миттагблатт», — заговорил Зайлер, — потому что я единственный из вас умею делать подобную газету.
— Ты отвечаешь за производство.
— Но дело ведь не только в технике производства.
— Знаю.
— Тираж не поднимается.
— Знаю.
— И может быть, знаешь почему?
— Тебе известны мои условия. Происшествие, которое мы обсуждали сегодня, — предел того, что я могу пропустить.
— Почему ты зажал материал об изнасиловании?
— Меня от этого тошнит.
— Потому что этот материал достал я?
— Я не намерен рекламировать насилие.
— Так ведь этот тип получил свои четыре года каторжной тюрьмы.
— Ну и что?
— Изнасиловал собственных дочерей на глазах у жены.
— Ну и что?
— А то, что «Миттагблатт» никогда не достигнет высокого тиража.