– Пожалуйста!
Мама, надо сказать, прошла хуже, чем я.
– Да-а, девки! Походка от бедра должна быть! От бедра, я говорю! Как Лия Ахеджакова учит!.. Эх! Бывали и мы лебедями!
Баба Рая тоже встала, тоже прошлась по комнате, как ей казалось – замечательно. Мы все втроём рассмеялись.
– Не мучь ребёнка. Как бы она ни ходила, она это всё равно лучше нас делает! – Баба Рая тоже была честной и объективной.
– У неё конкурс красоты на 8 Марта объявили.
– Ой! – всплеснула руками баба Рая. – Да я б нашей девочке и так все призы дала! Даже если б она только на сцену вышла и просто постояла! Такая она у нас замечательная! Юная, стройная!
Мне это заявление, конечно, самооценку повысило, но я должна была оставаться реалисткой:
– Вы не объективны, баб Рай. Там знаете сколько таких будет – юных и стройных!
– Знаю… У меня тоже небось свой конкурс красоты был, – сказала баба Рая, сразу погрустнев.
– Когда?
– Как?
– А в сорок первом. В августе… Когда на фронт попала.
– На фронте – конкурс красоты?
– Ну, это так… метафора. Заявление с подружкой подали, я год себе накинула, скрыла – написала, что мне уже восемнадцать лет. И скрыла, что отец – враг народа. И Зинка поклялась, что никому не скажет. А то думала – не возьмут. Взяли. Отправили… на фронт. А там – распределение по частям. Командир нас в первый же день в шеренгу выстроил и как пошёл трёхэтажным крыть! «Дуры вы! Шалавы!» И всякие другие слова. «Дома не сидится! Приехали хахалей себе искать». Ну, тут он тоже другое слово‑то употребил – вместо хахалей, не при ребёнке будь сказано. «Жизни не жалко – лишь бы к мужикам поближе! Глаза ваши бесстыжие!» Верите, из всего строя одна я заплакала. Так мне обидно это показалось – я же Родину шла защищать. Остальные, гляжу, девки стоят, ухмыляются, переминаются с ноги на ногу. Командир орать перестал, подошёл, отдал мне хлеб на всех: «На, говорит, ты распределять будешь. Ты тут самая лучшая». Ну а на другой день начался настоящий конкурс красоты! Из разных частей стали командиры приезжать – подбирать себе в штаб секретарш, сотрудниц. Пройдут вдоль строя, оглядят. Кому какая понравится – ту и берут. Мы с Зинкой попали вместе – в пехоту. Начальник этого штаба на неё запал. И меня взял, поскольку ему две нужны были по разнарядке, а Зинка за меня попросила. Ну и пошли военные будни.
Мы с мамой почувствовали материал для сочинения.
– И как там тебе было-то? На фронте?
– Да как было? Отступали, наступали. Спали вповалку, шинелями укрывались. Зинка-то себя не блюла. А до меня никто пальцем не касался. Это я ей не в осуждение. Она ж уже женщина была. А я – девушка. И мужики честные вокруг попались. Вот если, скажем, надо мне вымыться посреди леса. Они спинами ко мне станут, плащ-палатки с четырёх сторон руками натянут, меня ото всех загородят и ждут, пока вымоюсь. Даже не пошутит никто, ни слова какого… скоромного, ну, там «спинку дай потру». Не было.