Тот слабо улыбнулся:
— А мы на юге не все попивающие латте педики.
Туше, чтоб его.
Он вздохнул и опустился на корточки рядом со мной.
— Я тебя понимаю.
— В этом и проблема, — проворчал я.
Он наморщил нос.
— С Кай-Реном поначалу было то же самое. Потому что он знал все, знал, о чем я думаю. И это было ужасно. Я пытаюсь сказать, что тебе незачем бояться, если в голову вдруг придет какая-нибудь чушь. Я был на твоем месте. Я не стану думать о тебе хуже.
Я вызверился на него.
Ля-ля-ля-ля-ля. Ну и о чем я сейчас думаю, придурок? Не о сексе. Вот черт.
Раштон расхохотался, запрокинув голову.
— Гаррет, ты меня убиваешь!
— Пока нет, — заметил я, — но подумываю об этом.
— Мне очень жаль. Правда. Я понимаю, каково тебе, и мне жаль, что нам приходится это делать.
— Ты не виноват, — пробормотал я, слегка расслабившись. Может, бояться и нечего. Я ведь могу надеяться, что он не выболтает все мои секреты? К тому же мы все равно скоро умрем. Не то чтобы это меня успокаивало. Но… спасибо, Господи, и за малые милости.
Раштон встал и взял меня за руку.
— Так что, попробуем поспать?
— Хорошо, — кивнул я, поднимаясь.
Мы направились в спальню. Он снова лег у окна.
Я засунул под голову подушку.
— Слушай, спасибо за сегодня.
Мне не нужно было объяснять ему, что я говорю о показанных им воспоминаниях.
— Все нормально.
— Космос всегда пугал меня, — вымученно улыбнулся я. — Может, теперь эти кошмары оставят меня в покое?
Раштон помолчал немного. А когда заговорил, его голос был едва слышен:
— Прости.
Выгнув шею, я посмотрел на него:
— За что?
Его лицо в темноте было совершенно серьезным.
— Это не твои кошмары. А мои.
Спустя еще один день нашего домашнего ареста я готов был лезть на стену. Делить комнату с Раштоном уже было плохо. Делить постель было пыткой совсем иного толка.
— Хватит! — воскликнул я, откатываясь в сторону.
Но Раштон, как и всегда, был рядом и сжал мое запястье.
Никогда еще мне так не хотелось вернуться в казармы. К черту эту большую комнату с этой большой кроватью, ванной и головокружительным видом на серебряные мерцающие в черноте звезды. Мне больше нет до них дела. Верните мне мой узкий брезентовый матрас и храпящего О'Ши. Это хуже клаустрофобии.
Проблема заключалась в том, что нам приходилось делить постель… и мысли. Сны Раштона становились все четче, и большая их часть — я чертовски надеялся, что они все-таки не мои — была про члены. Не могу назвать себя гомофобом. Ну, я все-таки провел на Третьем три года, здесь нет девушек, так что случается всякое — и то, о чем не напишешь в письме домой, но ты не должен был видеть такое во сне. Не должен был этого хотеть. Ты примирялся с этим, вот и все. Или, как уроды вроде Уэйда, ты брал это, даже если другой парень сопротивлялся.