Миновали кирпичное здание, где его принимал полковник Улита (следующие два раза Митя встречался с ним в лесном бункере); так же на крылечке сидел дюжий детина в тельняшке, с звуковым ускорителем, но на сей раз не грозился пульнуть, напротив, весело окликнул:
— Эй, Егорша, заходи, чайку попьем. Баранки свежие есть.
— Некогда, — отозвался гонец. — Тетка Дуня вернулась, не знаешь?
Детина надулся.
— Не сторож я твоей тетке, Егорша.
В самом конце улицы, у крайнего дома, на огороде молодая женщина, низко согнувшись, пропалывала клубничную грядку. Митя ее не сразу узнал. В длинном сером платье, раскинувшемся колоколом, с головой, туго схваченной темной косынкой, волос не видать, — крестьянка и крестьянка. Женщина подняла голову, сверкнули изумруды глаз, и Митя обмер, будто от изнеможения. Даша выпрямилась, уронила руки, покачнулась — и снова он услышал заветное, сердечное:
— Ой, Митенька!
Чуть позже сидели в избе у оконца, и Даша угощала его клюквенной настойкой. Егорка откланялся, не заходя на двор. Понимал, времени у них мало, и не стал мешать.
Разговор вязался плохо, Митя чувствовал, перед ним другая женщина, незнакомая, не та, которая была раньше, не «матрешка», не мутантка, не просветленная, а какая–то чужая. Как поживаешь, спросил Митя. И Даша охотно рассказала, что поживает хорошо, в трудах и молитвах, ни о чем не жалеет и никуда больше не стремится. С ней еще восемь на- сельниц, но сегодня с утра все отправились в лес по грибы.
— Тебя почему не взяли?
— На мне ужин и уборка по дому, — спокойно ответила Даша. — Сам ты как, Митенька?
Митя сказал, что у него тоже все в порядке, на днях поставили в дружину. Похвалился, что прошел первое испытание и все им довольны, включая полковника Улиту.
— Не о том говорим, да, Митенька? — улыбнулась Даша.
— О чем еще говорить? — будто удивился Митя. — Повидались, и ладно.
Черная тоска его давила, похожая на наркотическую ломку.
— Спасибо за угощение… Пожалуй, пойду. К вечеру добраться надо, а путь неблизкий.
Стал подниматься, круша железо в позвоночнике, но Даша первая вскочила, повисла на нем. Так тяжко повисла, что оба упали на пол. И там, лежа на полу, Даша по секрету прошептала в ухо:
— Не могу без тебя, Митенька. Как хочешь, а вовсе не могу. Пожалей меня, голубчик.
Также шепотом Митя уточнил:
— Может, без секса скучаешь?
— Наврала я все, Митенька. Ничуточки мне не хорошо, плохо. Покоя как не было, так и нет. Не могу без тебя, миленький мой.
— Что же делать? Надо терпеть.
— Возьми с собой.
— Куда? В лагере женщин нету, мужики одни.
Поплакала Даша немного, и так они крепко обнялись, что усыпили друг дружку. Разбудили их женщины, когда вернулись домой. Солнце уже пошло на закат, и Митя заспешил. Даша кинулась провожать, но ее не пустили. Пожилая бабенка напутствовала его в сенцах: