— Свои мы, свои, — хрипел Митя, харкая кровью, пытаясь разглядеть хоть одну разумную морду. — Не убивайте, пожалеете.
— Свои давно в могилах, — отозвался вязкий голос, и Митя обрадовался, услышав человеческую речь. По лесам и угодьям бывшей империи шатались толпы переродившихся, недобитых аборигенов, среди них было мною всяких и разных, но самые опасные и беспощадные бьши те, кто разучился говорить. Об этом Митю предупреждал, напутствуя в дорогу, Димыч. Дал и несколько советов, как вести себя при столкновении. Одичавшие не были мутантами в привычном значении слова, то есть не проходили
цивилизованную обработку в гуманитарных пунктах, и все первичные инстинкты утратили естественным путем от непомерных лишений и тотального отравления ядохимикатами. В животном мире им не было аналогов. В отличие от нормальных мутантов, одичавшие соплеменники ничего не боялись и ненавидели лютой ненавистью всех, в том числе и себе подобных. Поладить с ними можно было единственным способом: телепатически внушить, что находишься на ступеньку ниже, чем они, хотя в действительности таких ступенек уже не было. В научном смысле одичавшие являли собой последнюю степень вырождения мыслящей протоплазмы.
Мите заткнули рот какой–то вонючей дрянью, обмотали телеграфным проводом, как и вырубившуюся Дашу, зацепили их автомобильным тросом и, точно падаль, поволокли через чащу. Раня бока на колдобинах и сучьях, стараясь уберечь глаза, Митя ни на секунду не забывал о том, что Даше, не умеющей группироваться, наверное, приходится еще хуже. От этой мысли сердце обливалось слезами — вот следствие позорного очеловечения.
Притащили в самую глушь, двумя колодами свалили у кострища, оставили одних. Митю ткнули мордой в землю, но для одного глаза остался обзор: лесная прогалина, шалаши из еловых веток… Лагерь отверженных.
— Эй, — окликнул он. — Даша, ты живая?
Даша отозвалась глухо:
— Мы здорово накололись, да, Митя?
— У тебя руки–ноги целы?
— Вроде да.
— Значит, ничего страшного… Будут допрашивать, не груби, отвечай радостно, искренне… — Не успел досказать, набежали опять волосатые хлопцы, быстренько вынули кляпы, развязали, потом снова примотали тем же проводом к толстой сосне: теперь они не могли видеть друг друга, но, пошевелив пальцами, Митя коснулся ее бока, даже почувствовал сквозь полотняную ткань куртки, как бьется, частит ее пульс.
— Слышишь меня?
— Слышу, Митя… Что с нами сделают?
— Скоро узнаем. Потерпи маленько.
— Убьют, да?
— Нет, накормят и отпустят… Даша, мне понадобится твоя помощь.
— Не понимаю. Шутишь?