«Я смотрел на ярко-красный ковёр футбольного поля, и не верил своим глазам…»
Под статьей была моя фамилия.
Я чуть не убил Малафееву, несмотря на её круглую попку (точнее, стараясь на нее не смотреть). Ну что за дура! Хотя бы цвет запомнить можно?
– А что? – пожала плечиками Нина. – Вполне логично! Поле – красное, вот ты и не веришь своим глазам. Я б тоже не поверила.
– Так дальше-то ты почему не прочитала? Там сказано: «не верил своим глазам, потому что ковер этот расстилался не в Лондоне, а в Нижнем Тагиле!»
– Да ладно, не убивайся, – снизошла Малафеева. – Твои заметки все равно никто не читает.
Она упорно называла все материалы «заметками». Хорошо, что не записками!
И вот с этой Ниной мы должны были предстать перед тремя трудовыми коллективами с номером художественной самодеятельности.
– Лучше б я на салат согласилась, – бурчала Нина. – Что мы с тобой будем, фокусы показывать?
В конце концов, решили спеть. Переиначили песню о бригантине, которая подымает паруса – окунули романтическое судно в газетные реалии. Вышло довольно складно, и на репетиции мы звучали прилично – но когда начался концерт, в редакцию явился Нинкин народный избранник, и она отказалась выступать наотрез.
Я пел один, как идиот, под гитару Вадима из отдела культуры. Громче всех мне хлопал депутат, пока предательница Малафеева торопливо набиралась шампанским.
Салаты увядали на глазах.
Бухгалтерия исполнила частушки (к сожалению, не матерные), главный редактор с ответсеком читали бесконечные стихи собственного сочинения, кто-то из молодежи показывал нижний брейк и страшно бился животом об пол.
Последний «номер» был от Лёниной газеты, и я малодушно рассчитывал на то, что друг мой тоже опозорится. Когда ты один – всегда невыносимо, но если вас таких двое – можно жить дальше.
Это была сценка на злобу дня. Барышня и хулиган, бандит и проститутка.
Бандита играл наш охранник Олег, а проститутку – Лёня Яковлев.
Я не помню, в чем был пафос сценки, но никогда не забуду Лёню, выпорхнувшего из-за «кулис» в платье и туфлях на высоких каблуках.
Лёня, повторюсь, был мой старый друг и однокурсник, десантник и вратарь, муж и отец. Даже у меня – при том, что вся моя жизнь происходила вокруг да около футбола («тебя ничего кроме этого не интересует», справедливо заметила Маша незадолго до развода) – никогда не было столько красивых фотографий на поле. Такие мужественные позы. Такой брутальный вид.
А тут – платье. Намазанные блестящей помадой губы. Светлый парик. И, самое ужасное, ноги. Стройные ноги, каких не может быть у футболиста, в чёрных кружевных чулках.