– Слушай, вот как психолог, скажи… – и тут на меня обрушился девятый вал личных проблем. Я изо всех сил пытался уловить суть рассказа, но она ускользала из пальцев, как рыбка, не желавшая умирать.
Всё же я ему что-то советовал, Олег кивал, мы пили и говорили, перекрикивая музыку – и последним, что я помню в тот вечер, было злое лицо именинницы, бледное как луна.
25
Лунные ночи, или безлунные – для Модильяни давно нет никакой разницы. Успех или безвестность – теперь не так и важно. Всё должно происходить вовремя, судьбе следует гримасничать поменьше.
Жанна с малышкой давно вернулись в Париж, правда, дочка живет у Люнии Чеховской – так удобнее всем. Для выставки в Англии отобрано пятьдесят девять работ Модильяни, картины, наконец-то, начинают расходиться – да так, что Збо думает попридержать самые лучшие. На всякий случай – мало ли что.
Зелёная фея, призрачный принц и туберкулёз не оставляют Моди ни на минуту, а теперь к ним добавилась четвёртая спутница – слава. Неудачникам слава видится очень привлекательной особой – мягкие руки, плавные движения, ласковые взгляды. На самом деле, – и Моди теперь это знает – у славы трубный голос и грубые манеры, она криклива и надоедлива, как торговка из овощных рядов. Жадная, бесцеремонная, ненасытная – но такая при этом желанная, что не снилось и прекраснейшей из женщин.
Как Жанне совладать с этой компанией? Поубивать по одному или взорвать всех разом? Жанна плохо себя чувствует, ребенок растёт слишком быстро – кажется, он душит её изнутри. Когда-то давно Фуджита рассказывал о ритуальных японских самоубийствах – сэппуку, и Жанна ещё тогда подумала – какие удивительные люди живут на этих дальних островах! Кому ещё пришло бы в голову не только оправдать, но и поэтизировать самоубийство?
Вскрыть себе живот – ни за что. Ей надо жить для Модильяни, дочки и ребёнка, который появится на свет в следующем году.
– Кыш! – говорит Жанна принцу, фее, туберкулёзу и славе, но они лишь теснее смыкают жуткий хоровод.
Художник чувствует себя всё хуже, и маршаны начинают разыскивать его работы по всему Парижу, рыщут на правом и левом берегу. Живой художник продаётся по одной цене, мёртвый – совсем другое дело!
В январе Амедео Модильяни попадает в госпиталь. Субботним вечером 24 января в 20 часов 50 минут душа его покидает доведённое до полной непригодности тело. У смертного одра сидит только лишь слава – в одиночестве. Туберкулёз завершил свою работу, а принц и фея имеют дело исключительно с живыми душами: опустевшие тела интересуют их не больше, чем картонки из-под шляпок.