В мае во дворе нашей школы зацветали яблони – и было непереносимо сидеть на уроках, когда за окном колыхались эти душистые пенные волны. Мне кажется, учителя понимали нас – они тоже всё время поглядывали в окно, издали любуясь весной. Издали – потому что весна для учителей это же самый ад: конец года, экзамены! Только Эмма Акимовна плевать хотела на яблони, и всё требовала сдать ей неправильные глаголы, но я их не учила, и вот поэтому плаваю теперь в прошедшем времени, иду на дно, как тяжёлая колода.
Птицу, которая поёт за окном в резиденции, я искренне считала соловьём, но Джереми уверенно сказал, что это «starling» – «скворец».
Под конец нашей прогулки пошёл сильный дождь – моя монстера не ошиблась с предсказанием, вот только город выбрала неверный. Дома никаким дождем, конечно, и не пахло, Ленка сказала, было сухо и тепло, она ходила в школу в ветровке. А Париж залило по-страшному – мы буквально сбежали из сада в метро.
Вчера мы ездили в парк Монсо – снова вдвоём, так что Кара уже начинает поднимать вопросительно левую бровь (лучше бы она так не делала – это её ужасно старит). Кара справедливо считает, что Джереми больше подходит ей по возрасту, но мы ведь работать сюда приехали, так что вслух никто ничего не произносит, а задранную бровь можно и пережить.
Сегодня Джереми не выходит из своей мастерской, и я прислушиваюсь, чтобы не пропустить момент, когда он появится – и вынести, к примеру, мусор. До конца сессии – больше двух недель, но я уже сейчас скучаю по Джереми, как будто всё уже закончилось, и он вернулся в свой Лондон, а я – домой, к цветам и Ленке.
31 марта
Утром поймала себя на том, что мыслю английскими цитатами из песен – и даже пытаюсь объясняться с их помощью. Песни вспоминаются все как на подбор нелепые – из детства, когда мы переписывали друг у друга альбомы Modern Talking и Bad Boys Blue на двухкассетном магнитофоне.
Что я скажу Джереми? You are one in a million?
Нет, здесь, скорее, подойдет какая-нибудь «АBBA» – As good as new my love for you…
Представляю себе лицо Джереми, когда я вдруг резко повернусь на дорожке очередного парижского сада – и, как в клипе, запою:
– One man, one woman
Two friends and two true lovers…
Петь я буду фальшиво и с акцентом.
Призрак Эммы Акимовны громко смеялся за окном – вот это уж точно не соловей, и даже не скворец.
После завтрака ко мне подошла Кара – как все не самые сообразительные иностранцы, она говорит со мной громко, будто с глухой. Кара считает, что если повысить громкость собственной речи, бедняжка русская тут же начнет её отлично понимать!