.
Американский психолог Джулиан Джейнс, выдвинувший свою теорию происхождения разума, утверждал, что двухкамерное сознание, в котором одно из полушарий специализируется на чтении про себя, появилось у человека довольно поздно, и процесс, благодаря которому эта функция начала развиваться, все еще идет. Он предположил, что чтение вначале требовало скорее слухового, а не визуального восприятия. «В третьем тысячелетии до нашей эры чтение могло представлять собой скорее прослушивание клинописи, то есть при виде клинописи в мозгу человека начинал звучать некий голос, а не визуальное чтение, к которому мы привыкли сейчас»[91].
Вполне возможно, что эти «слуховые галлюцинации» имели место еще во времена Августина, и слова на странице не просто «становились» звуками, как только их воспринимал глаз; они и были звуками. Ребенок, певший ту примечательную песенку в саду, соседнем с садом Августина, точно так же, как раньше сам Августин, без сомнения, знал, что идеи, описания, настоящие и выдуманные истории, в общем, все, что способен создать разум, обретают физическую реальность в звуке. Значит, вполне логично, что эти звуки, обозначенные на табличке, на свитке или на странице манускрипта, произносятся языком после того, как распознаются глазом. Чтение было формой мышления и формой речи. Цицерон, в одном из своих эссе обращавшийся со словами утешения к глухим, писал: «Если же они так уж любят песни, то пусть они припомнят, что и до этих песен были на земле мудрецы, жившие блаженно, или что в чтении всегда больше удовольствия, чем в слушании тех же песен»[92]. Но это лишь утешительный приз, который предлагает философ, в полной мере наслаждающийся звучанием письменной речи. Для Августина, как и для Цицерона, чтение было устным искусством: ораторством в случае Цицерона и молитвой в случае Августина.
До середины Средних веков писатели подразумевали, что читатели будут не только видеть, но и слышать текст, как если бы они сами вслух произносили написанное ими. Поскольку читать умели сравнительно немногие, были распространены публичные чтения, и средневековые тексты часто призывали читателя «слушать внимательно». Возможно, эхо тех чтений отзывается в наших идиомах, когда мы говорим: «Давно ничего не слышно от такого-то» (имея в виду «от такого-то давно нет писем»), или: «Там-то сказано» (имея в виду «там-то написано»), или: «Этот текст звучит неважно» (что означает «написан не очень хорошо»).
Книги чаще всего читали вслух, и потому буквы, из которых они складывались, не делили на фонетические единицы, а связывали в целые предложения. Направления, в которых шли цепочки букв, варьировались в зависимости от места и эпохи; метод, которым мы читаем тексты сегодня в западном мире, — слева направо и сверху вниз — ни в коем случае нельзя считать универсальным. В некоторых языках строчки записывали справа налево (иврит и арабский), в других — столбиками сверху вниз (китайский и японский); в третьих использовались пары вертикальных колонок (майя); у четвертых — строчки шли поочередно в разных направлениях этот метод в Древней Греции назывался «бустрофедон», или «как пашет вол». Были и такие языки, в которых строчки извивались по странице, как во время игры в «змейку», а направление указывалось линиями или точками (ацтеки)