— Я же совсем не виновата в этом, — с обидой сказала Дэнсма, — пастух проглядел…
— Тебя никто и не винит, — заметила Цогзолма.
— А Ясный месяц — помнишь его, Алтан? — отбился от волков, — улыбнулась Дэнсма.
Ни с того, ни с сего Дэнсма перевела разговор с быка на председателя объединения Самбу.
— Знаешь, эгче, в последнее время к нам на ферму что-то слишком зачастил сам дарга… Весна, видно, для всех…
Дэнсма не закончила. Она прикусила язык сразу же, как только Цогзолма метнула на нее строгий взгляд.
Алтан-Цэцэг удивилась и даже умилилась, когда увидела на стенке две бумаги, написанные прошлой осенью ее рукой: рацион кормления (точнее — подкормки) коров на зиму и распорядок дня на ферме.
— Соблюдали? — с недоверием спросила она.
— Старались, — ответила певучим голосом Цогзолма и не без гордости добавила. — Зимние надои у нас оказались самыми высокими в Тамцак-Булакском сомоне.
Не думала Алтан-Цэцэг долго задерживаться на ферме, но за «княжеским» обедом, за разговорами не заметила, как день начал клониться к вечеру. Поблагодарив девушек, Алтан-Цэцэг стала собираться домой.
Перед самым отъездом у Алтан-Цэцэг произошла встреча, которая ее не обрадовала. Она спустилась к Буир-Нуру напоить вороного. И вот, когда конь, забредя по колени, стал жадными глотками пить свежую, стеклянно-прозрачную воду, Алтан-Цэцэг услышала знакомый глуховатый голос:
— Сайн-байну, Алтан-эгче!
От неожиданности Алтан-Цэцэг вздрогнула. Оглянулась и на высоком берегу увидела Ванчарая. Крепкий, мускулистый, он сидел в седле уверенно и красиво— чуть откинувшись назад. Его горячий конь пританцовывал. Алтан-Цэцэг негромко, чтоб не вспугнуть вороного, ответила:
— Сайн-байну, аха.
Вороной напился и поднялся на берег. Алтан-Цэцэг придержала его. Кони потянулись мордами друг к другу, обнюхались.
— Вот хорошо, что ты приехала, — сказал Ванчарай.
— Почему же хорошо? — спросила Алтан-Цэцэг.
Не ответив, Ванчарай продолжал:
— Я вечером узнал о твоем приезде, хотел зайти да поздно было…
«Так вот это кто топтался», — подумала Алтан-Цэцэг.
Ванчарай отчего-то смутился, опустил веки. Через его загорелую и задубленную ветрами кожу на лице пробился румянец. Он, кажется, мучительно искал, о чем бы еще спросить, и не находил.
— Насовсем, приехала? — наконец нашелся он.
— Была у доярок, сейчас вот домой еду, — не ответив на вопрос, сказала Алтан-Цэцэг. — А ты куда направляешься?.
— К табунщику-Найдану.
— Но это, кажется, не совсем по пути? — рассмеялась Алтан-Цэцэг.
— Маленький крюк сделал…
Теперь смутилась Алтан-Цэцэг, поняв, что «маленький крюк» в десяток километров сделан ради нее. Оба замолчали. Ни тому, ни другому сказать было нечего. Молчание затягивалось. Ванчарай, буркнув: «Ну, ладно», — хлестнул коня плеткой. Тот сделал «свечку» и помчался «распрямлять крюк». Ванчарай оглянулся, крикнул: