Командование видело в лице Берзарина добросовестного и перспективного военнослужащего. Потому его и направили в Солнечногорск. Прибыв на место, Николай обнаружил, что он – самый молодой среди обучающихся на Высших командных курсах «Выстрел». Преподавали на курсах лучшие учёные и военные теоретики страны. Такие, как Дмитрий Михайлович Карбышев (проектировщик Брестской крепости, который за отказ сотрудничать с фашистами был умерщвлён ими в плену, облитый водой на морозе), и Владимир Кириакович Триандафиллов, проводник военно-полевых методик и секретов выдающегося стратега М.В.Фрунзе.
После окончания курсов Николая направили в Сибирь. В 1927 году Берзарин приехал в Иркутск, где был назначен начальником учебного подразделения школы командиров. А через несколько лет эту должность Берзарин стал совмещать с должностью секретаря парторганизации при курсах. Нагрузка возрастала; курсы являлись крупной войсковой единицей, в которой числилось около трёх тысяч человек, а на Берзарина сверх того возложили ещё и обязанности коменданта Иркутского гарнизона. Он не отказывался, видя, что в его опыте и выучке в Иркутске действительно нуждаются, и помня негласное армейское правило: «Ни на что не напрашиваться и ни от чего не отказываться». Жена Наталья ревновала мужа к его работе: со всеми нагрузками возвращаться домой ему приходилось ночью, после двенадцати. «Дочка при живом отце воспитывается без него, практически его не видит!» – возмущалась Наталья. Это было причиной серьёзных скандалов в семье. Поразмышляв, Николай Эрастович, которому семья была очень дорога, начал «закручивать гайки»: провёл собрание, в комендатуру были выбраны несколько человек, между которыми распределили надзор за гарнизоном, ужесточил дисциплину. О такой необходимости его предупреждали ещё перед прибытием в наш город: «В Иркутске армейцы разболтались. Уставы не соблюдают, в общественных местах ведут себя безобразно». Сказано это было в связи с несколькими ЧП, произошедшими тогда в Иркутске с участием военных. Николай Эрастович заставил армейцев подтянуться. При нём в период наведения порядка гарнизонная гауптвахта почти не пустовала. И если суммарно военнослужащий пробыл на гауптвахте семьдесят суток, его увольняли из армии, а военкомату сообщалось: «Неисправим». Но за несколько лет при Берзарине таких набралось всего пять человек, потому что до крайних мер добирались немногие, ведь дисциплина была ужесточена на всех этапах и во всех сферах службы. Если военнослужащий появлялся в неположенном головном уборе или в шинели с оторванной пуговицей, ему полагалось наказание – час строевой подготовки.