Герман не находил ничего предосудительного в адаптации художественных образов к восточному менталитету. В конце концов, великий Пушкин в жизни отнюдь не блистал красотой, и только художнику Кипренскому удалось написать его прижизненный портрет, от которого его современников по крайней мере не бросало в оторопь. И ещё — хорошо, что во времена гениального поэта фотография была неизвестна. В противном случае его лицо метиса с курчавой эфиопской головой и растрёпанными бакенбардами могло бы просто напугать неподготовленное к восприятию исторических его почитателей из числа потомков. В Советском Союзе, кстати, никого не смущали многочисленные скульптурные изображения Ленина с мускулистыми руками и богатырским сложением стероидного культуриста. Но этот пятиэтажный портрет Брежнева просто поверг Германа в шок. Стуча зубами от холода, приезжий ценитель прекрасного то давился от смеха, то впадал в оцепенение от увиденного. Сходство с оригиналом ограничивалось пятью звёздами Героя. Сверху вниз на Германа смотрел Левиафан средних лет, с хитрыми раскосыми глазами довольного жизнью узбека. За его плечами вставало огненно-красное солнце, играющее золотыми бликами на фарфоровых зубах Генсека.
— Приплыли! — оторопело прошептал, с трудом ворочая синими от холода губами, изумлённый молодой человек.
— Нравится? — послышалось сзади.
Герман застыл с высоко поднятой головой. «Авось пронесёт!»
— С вами всё хорошо? — с разрывом в минуту последовал второй вопрос.
Герман опустил голову и вперил взгляд в кафельный плинтус ниже портрета. На чёрной глянцевой поверхности корявыми белыми буквами было написано: «Гюльзай — дурра!» Удвоенное «Р», видимо, символизировало достоверность и осведомлённость автора надписи в существе вопроса. Сзади зашуршало, после чего перед застывшим молодым человеком сначала появилось велосипедное колесо, затем владелец этого велосипеда в военной плащ-накидке, скрывающей второе колесо педального транспортного средства.
— А-у! — весело произнёс молодой узбек, помахав для верности рукой перед лицом истукана.
— Че надо? — не выдержал Герман.
— Да, собственно, ничего, — миролюбиво ответил незнакомец, — просто в первый раз вижу человека, разглядывающего наглядную агитацию.
— Её для того и делали, чтоб народ глядел.
— Может, и для того, только никто из нормальных смотреть её не станет. Это как телеграфный столб: вроде как и есть, а пройдёшь — и не вспомнишь.
Герман мысленно согласился с навязчивым балагуром, но тут его взгляд остановился на велосипеде. «Ни фига себе! — подумал он, — ничего подобного я не видел!» На первый взгляд, эта железяка походила на обычный велосипед с подвесным мотором. Но только на первый. Вместо мотора на раме была укреплена какая-то хрень, напоминающая компрессор от большого холодильника. Из «компрессора» шёл вал на хитрое механическое устройство с дополнительной цепью на заднее колесо.