— Ваше имя?
Ада продиктовала ей: Воан. И добавила: Модистка.
Костюм из твида для миссис Попли, платье из хлопка для ее дочери. Наряд для матери подружки дочери, чтобы надеть на крестины. Практичная одежда из добротных тканей. Ничего выдающегося, но надо же с чего-то начинать.
Ада слушала новости по Би-би-си. Она должна знать, что происходит в стране и в мире, чтобы поддержать беседу со своими друзьями-джентльменами. Не то чтобы они ожидали от нее осведомленности в международных делах, но Аде было интересно. Раздоры между Индией и Палестиной. Судебные процессы в Нюрнберге и Дахау. Подумать только, а ведь она была там, на вражеской территории. Теперь казалось странным вспоминать об этом. О том, как она шила на всяких фрау, как прислуживала в доме коменданта. Она никому не может об этом рассказать, и пусть это останется ее тайной — навсегда. Оберштурмбанфюрер Вайтер покончил с собой, Мартина Вайса повесили — она видела снимок в «Дейли геральд», — но о его жене и детях не было сказано ни слова. Фрау Вайс, или как там ее звали на самом деле, могла сменить фамилию, а значит, и Йоахим теперь не Вайс. Как Ада отыщет их? И Станисласа. Теперь она не сомневалась, что на мюнхенской улице видела именно его. По крайней мере, он жив. Мюнхен казался далеким прошлым. Да и предвоенный Лондон тоже. Аде не всегда удавалось припомнить, что стояло на том или ином месте, прежде чем бомбежки сровняли здания с землей. И также ей не всегда удавалось вспомнить, каким был Станислас. Память играла с ней в поддавки, и порой Ада ловила себя на мысли, а существовал ли вообще Станислас, не выдумала ли она его. Она даже не была уверена, что узнает его сейчас, если встретит.
С такой суровой зимой Ада еще не сталкивалась, даже в Германии. Январь 1947-го. На Стрэнде сугробы по пояс. В иллюстрированном «Пикчер пост» фотографии снежных заносов: густой белый снег сплошной стеной обрушивался на поля и леса, железные дороги и шоссе. В комнате Ады был газовый камин, но кирпич потрескался от старости, а горелки через одну нуждались в чистке. Управляться с камином было сложновато, и Ада обжигала руки, пытаясь то прибавить, то убавить пламя. Из оконных щелей и из-под двери немилосердно дуло, пока Ада не раздобыла мешковины на рынке и, завернув ее в газету, не подложила эту «колбасу» под дверь. Сражаясь с ледяной сыростью, она купила керамическую грелку, закутывала ее в полотенце и клала в постель.
Адин приятель-торгаш догадывался, как у нее обстоят дела. В его лавке на рынке было полно прочных, носких тканей хорошего качества, что подтверждало клеймо на кромке. Но эти рулоны он доставал из-под прилавка, только когда никого поблизости не было. Ада регулярно наведывалась к нему. Синий муар хорош летом, но не надевать же один и тот же наряд каждую субботу, а в нынешний жуткий холод ей требовалось что-нибудь потеплее. Она недолго раздумывала ни над толстым драпом на зимнее пальто, ни над черным джерси на новое платье, хотя это означало, что в понедельник ей нечего будет положить на счет. Не страшно, она возместит убыток.