Кто знает что там, на другом её конце?
— Ты добрый, раз помогаешь людям за просто так, — подала голос девочка. — Мама читала мне сказки про великанов. Ты один из них?
— Для тебя я великан, маленькая сойка.
Эдгар сплюнул под колёса, в пыль, и сказал:
— Какие же, должно быть, у них кости, у этих великанов? Должно быть, как сосны.
Его было нелегко понять. Знакомые слова как будто формировались из незнакомых звуков — так, будто поросёнок вдруг захотел похвастаться недюжинным (для поросёнка) словарным запасом и пытается рассказать о своей жизни в хлеву. «Из какой такой дикой страны произошёл этот говор?» — думала девочка. Рассмеялась и сказала:
— Ты никогда не видел собственных костей?
— Только чужие, — ответил Эдгар. Прищёлкнул языком. — Какие же замечательные кости я видел один раз у одного переболевшего оспой паренька! Такие красивые! Видела бы ты, какие плавные изгибы у его таранных костей. Тех, что в пятках. На ощупь они знаешь какие? Словно шестопер из кузницы именитого кузнеца, с его клеймом, повергающим в трепет королей. Да, трепет королей! То лучшая награда для делателя, а хорошие кости — награда мне. Я не король — тьфу, проклятые, славьтесь, благословенные! — и не кузнец, но они хорошо умещаются на одной лошади.
— Кто умещаются на одной лошади? — не поняла девочка.
— Я хотел изречь, что кости у него были красивые, — ответил великан. — Только и всего.
— Иногда ты начинаешь говорить, как клирик. Загадками.
Эдгар промолчал.
— Ты был когда-то священником? — продолжала допытываться Ева.
— Я священник для того, кто когда-нибудь окажется в земле или на дне сточной канавы. Где здесь благородство? Только мерзость, тлен и мухи. Только дорога к яме с костями. Господь — пастырь человеческой души, и по его слову душа очищается, но кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы по божьему велению у человека выпрямлялись кости?.. Нет! Впрочем, подожди, божья коровка, в монастыре всё тебе растолкуют.
Эдгар надолго замолчал: последние слова его были жёстки, как лежалая корка хлеба. Ева решила оставить его в покое. Казалось, будто под шляпой у великана тягучая аравийская пустыня, о которой девочка слышала лишь сказки, пустыня, наполненная миражами, высохшими растениями и скелетами диковинных существ. Пустыня, по которой путешествуют, заблудившиеся случайно или нарочно, сокрытые от большинства людей мысли и стремления.
Размышляя таким образом, она принялась самозабвенно раскачиваться из стороны в сторону, в такт неспешному покачиванию ослиного крупа. А потом, выждав время, спросила:
— Мама говорит, врачи не ходят даже хорошими дорогами. Вообще никакими дорогами не ходят и не ездят верхом. Они заседают у себя в университетах, в римских землях, в городах Болонье и Салерно… А у тебя на сапогах такой слой грязи, что просто ух! Готова спорить, ты шёл Западной топью.