— Я только заберу брата и мы уйдем, — то что Харила так и не поднялся тревожило.
Мордан медленно и осторожно начал обходить девчонку. Та не шевелилась. Её зрачков не было видно, но он знал, что она следит, потому двигался предельно аккуратно.
Харила был жив, но без сознания: «Хорошо же она его приложила!». Довелось однажды видеть, как об его толоконный лоб разбили напополам лавку, а Харила и не поморщился. Но то может и лавка была гнилая? Крякнув, Мордан водрузил неПодъёмную тушу брата на загривок и, пошатываясь, медленно побрел по тропе в сторону деревни, боясь обернуться. Воистину: битый небитого везет. Девчонка так и не пошевелилась, провожая их взглядом..
Когда недруги скрылись за поворотом, белый огонь в глазах Киры постепенно угас. Она впервые моргнула. Нервная дрожь сотрясла тело. Зубы заклацали так сильно, что стало страшно: как бы не сломались. В ногах образовалась предательская слабость, и они подкосились. Кира рухнула на траву и свернулась калачиком, обняв себя руками.
Темнота.
Кира открыла глаза и обнаружила, что лежит в собственной постели. Счастливо вздохнув, она откинулась на подушку. Хвала Киалане! Это все просто дурной сон — вон, даже голова ещё побаливает. Выпростав руку опустила её вниз, привычно ожидая тычка мокрым носом в ладонь. Вспомнила, что пес уже неделю как в охотничьей хижине охраняет Полночь, и снова вздохнула — не все можно списать на сны. Маясь от недостатка развлечений, бугаи Паситы затеяли устраивать лошадиные бега, порой до пены загоняя деревенских кобылок. всё это время ей удавалось скрывать свою красавицу-лошадку — отцовский подарок — в хлеву. Но когда негодяи стали шарить по дворам, Кира решила от греха подальше увести кобылку в лес. Тоже риск, но она предпочитала, чтобы Полночь загрызли звери, или увели треклятые сартоги, чем грязный сапог Харилы пинал бы её горячие беспокойные бока.
Внезапно Кира осознала, что укутана в волчью шкуру и накрыта пуховым одеялом: «И зачем все это? Странно». Последние воспоминания сводились к тому, что на улице теплынь. Она раскрылась и вздохнула свободней.
Размышления были прерваны откинувшейся занавеской. Вошла мать, тревожно всматриваясь в лицо дочери.
— Мама?
— Как ты себя чувствуешь, доченька? — Анасташа тихо присела рядом, но вдруг не выдержала и, повинуясь порыву, сжала Киру в объятьях. — Проклятый Пасита! — рыкнула она так, что позавидовал бы и Могута. — Стая раздери его самого и этих лиходеев!
— Мам, ты чего? — Кира мягко отстранилась.
— Что эти дети сартогской шлюхи с тобой сделали? — Анасташа никогда не позволяла себе так грязно ругаться, и Кира удивленно выпучила глаза. — Я прихватила зелье у знахарки, — тем временем продолжала мать, — тревожно всматриваясь в лицо дочери.