Раздаются звуки аплодисментов.
— … И последнее слово предостережения. Не стойте слишком близко. Мы держим наготове пожарных, несмотря на то, что наша палатка обладает полной огнестойкостью. А теперь все, начинаем!
Он спрыгивает с платформы, и Мадрак восходит на нее. Он наклоняется к сидящему человеку, рядом с которым ставят жестянку с надписью «ВОСПЛАМЕНЯЮЩЕЕ».
— Вы уверены, что хотите этого? — спрашивает он человека.
— Да.
Он глядит ему в глаза, но зрачки не расширены и не затуманены.
— Почему?
— По личным причинам, Отец. Я бы предпочел не говорить об этом. Причасти меня, пожалуйста.
Мадрак кладет свою руку на голову человека.
— Если я только буду услышан чем-нибудь, что может прислушаться, а может и не обратить внимания на мои слова, если это вообще имеет значение, я прошу, чтобы ты был прощен за все, что мог сделать и не успел сделать и что требует прощенья. Соответственно, если не прощенье, а что-то другое будет необходимо, чтобы принести тебе хоть малейшую пользу после того, как ты погубишь свое тело, то я прошу, чтобы это другое, каким бы оно ни было, дано было тебе или не дано, как это может оказаться, в общем, чтобы ты получил вышеуказанное прощение. Я прошу об этом, являясь посредником между тобой и тем, что может быть не тобой, но что может получить выгоду в том, чтобы ты получил как можно больше от нее, и на что может повлиять эта церемония. Аминь!
— Спасибо, Отец!
— Как прекрасно! — рыдает в переднем ряду толстая женщина с голубыми крыльями.
Человек по имени Домлин поднимает жестянку с надписью «ВОСПЛАМЕНЯЮЩЕЕ», отвинчивает крышку, поливает себя с головы до ног.
— Есть у кого-нибудь сигарета? — спрашивает он, и коротышка протягивает ему одну.
Домлин сует руку в карман своих шорт и достает зажигалку. Но останавливается и смотрит на толпу. Кто-то выкрикивает:
— Зачем вы делаете это?
Он улыбается и отвечает:
— Протест против жизни, которая, возможно, всего лишь глупая игра, разве не правда? Следуйте моему примеру…
Он чиркает зажигалкой. К этому времени Мадрак уже далеко ушел за огороженный веревками круг.
Ударная волна пожара следует сразу же за пламенем, единственный крик, как раскаленный гвоздь, заглушает все звуки.
Шестеро, которые стоят с огнетушителями, расслабляются, когда видят, что пламя не распространяется дальше.
Мадрак складывает руки под подбородком и кладет их на свой посох.
Через некоторое время пламя затухает, и люди в асбестовых перчатках выходят вперед, чтобы собрать останки. В публике тихо. До сих пор еще не звучали аплодисменты.
— Значит, вот что это такое! — наконец шепчет кто-то, и этот шепот разносится по всей толпе.