— Да я этих избирателей… — Анатолий Владимирович изобразил непристойное движение.
— Сомневаюсь, — парировал Павел.
— А она, — он показал, что имеет в виду порнозвезду, — она да! И это им нравится…
Анатолий Владимирович не выдержал тяжелого взгляда гостя и медленно опустился на стул. С минуту они молчали, и что-то властное, подавляющее, проникшее в сознание старого больного человека вместе с неимоверным взглядом Павла, подтолкнуло его к откровенности с непонятно зачем оказавшимся здесь незнакомцем.
— Зачем она привела сюда этого татарина? еле слышно промолвил Анатолий Владимирович.
— А вы предпочли бы, чтобы она привела китайца?
— Зачем вы так говорите?.. Какая разница кого. Просто это мой дом, ее и мой. Мы прожили здесь тридцать лет.
Павел Ильич молчал.
— Она же сама знает, какой ценой я эту квартиру получил. Эх, молодой был, дурак!
— И какой же ценой?
— А такой! — Анатолий Владимирович развел руками над причинным местом. — На работу такую пошел, реакторы-хренакторы, радиация-хренация. Чтобы в общаге не жить или, как потом, в комнате в коммуналке. Кто ж тогда знал, ее ж, заразу, не видно, не слышно, а как в «грязь» попал… Эх! Да вы знаете, что на этом языке «грязь» означает?
— Знаю! — ответил Павел.
— Ну вот, значит, в двадцать восемь лет я в «грязь» в эту попал на одном реакторе под Красноярском, и все, кабзец, ни детей, ни этих, как она мне теперь говорит, радостев половой жизни, тьфу! — он заплакал.
— А этот, что ли, половой гигант?
— Да говно он! Из нашего же монтажтреста, из Смоленска только, прописаться хочет, сволочь! — последнее слово Анатолий Владимирович визгливо прокричал в расчете на то, что его услышат в комнате и коридоре.
— Он ей вправляет, что им, татарам, до свадьбы нельзя, а теперь еще и при мне он, вишь ты, стесняется, а она, дура, охренела совсем на старости лет, прости Господи… — Он раскачивался на стуле, сжав лицо руками. — Поймите, вы… Как вас зовут?
— Павел.
— Вы, Павел Батькович, поймите — это мой дом, здесь каждый гвоздь мной вбит, хорошо ли, херово ли, по пьяни ли — другой вопрос. Но мы с ей, с дурой моей, каждую мебелюшку, каждую тряпку сраную сюда покупали, а теперь… Ну как мне сделать, чтобы он ушел отсюда, а?
Павел молчал, все было, увы, не так смешно, как показалось вначале, обычное человеческое горе в пятиметровой кухне, засоренной семечковой шелухой. Но тут Анатолий Владимирович внезапно перешел к теме, которая подспудно и заинтересовала Павла, когда она проскользнула в монологе Анны Степановны.
— Ну, а вообще-то теперь все один хрен, — вдруг сказал он. — Мы с братаном масонам теперь бомбу атомную продали, чтобы уже конец света поскорей пришел, с чем я вас и поздравляю. По-моему, так всем нам и надо. Я не из-за денег ее продал, как братан. Он-то думает у себя в Крыму дворец отстроить и отсидеться, а я плевал… Пусть здесь в Москве и взрывают… Со мной вместе.