. Гордость всегда была единственной его добродетелью. Мы узнали, что он пробрался на пароход, отплывающий в Канаду. С того дня прошло двадцать лет.
Маурисьо(пишет). «Сознание собственной вины». Могу ли я отметить «двадцать лет раскаяния?»
Бальбоа. Нет. Это была худшая ночь моей жизни, но если бы она повторилась, я сделал бы то же самое. Время подтвердило мою правоту.
Маурисьо. Вы что-нибудь знаете о его дальнейшей судьбе?
Бальбоа. Лучше бы я не знал. От игры он перешел к контрабанде и мошенничеству. От уличных драк — к подлогам и грабежам. Он стал профессиональным бандитом. Конечно, бабушка ничего не знает. Но жизнь наша разбита, дом наш разрушен. Она ни разу не упрекнула меня. Только — ее закрытый рояль, ее кресло спиной к окну, ее молчание год за годом… это хуже всех обвинений. Как будто виноват я. И вот, наконец, однажды утром она получила письмо из Канады.
Маурисьо(с досадой). О чем же вы думали? Неужели вы не могли перехватить письмо? Оно могло ее убить.
Бальбоа. Напротив. Оно вернуло ее к жизни. Наш внук просил простить его. Три страницы великолепных обещаний и трогательных воспоминаний.
Маурисьо. Простите. Я так глупо поспешил сделать вывод.
Бальбоа. Нет, это теперь вы торопитесь с выводом. Письмо было фальшивое. Его написал я.
Маурисьо. Вы?
Бальбоа. Что же мне оставалось делать? Моя бедная жена умирала, молча умирала день за днем. А эти три страницы открыли ее рояль и повернули ее кресло к окну в сад.
Маурисьо. Очень хорошо. Немного примитивно, но… (Пишет) «Ложь во спасение». А потом?
Бальбоа. Потом оставался только один путь. Надо было продолжать игру, бабушка отвечала, писала ему счастливые письма, и каждые два-три месяца приходил ответ.
Маурисьо. Понимаю. Это, как снежный ком.
Бальбоа. Вот наш внук окончил университет в Монреале. Вот он путешествует в санях по сосновым лесам, среди озер. Вот он стал архитектором, и у него своя мастерская. Потом он влюбился в прелестную девушку. Сколько я ни тянул их роман, в конце концов пришлось их поженить. Ей все было мало. Женщины всегда так, все им бывает мало… А теперь… (От волнения голос его прерывается)
Маурисьо. Ну, ну, не падайте духом. Что-то нарушило ваши планы, да?
Бальбоа. На прошлой неделе я прихожу домой, она выходит мне навстречу, плачет от радости, а в руке у нее телеграмма. После двадцати лет отсутствия наш внук сообщает о приезде!
Маурисьо. Простите, но теперь я не понимаю. Какого дьявола вы послали эту дурацкую телеграмму?
Бальбоа. Я не посылал. Сама жизнь ворвалась в мою игру. Телеграмма была настоящая. От внука. Восемь дней тому назад он отплыл на «Сатурнии».