Хеновева. Сию минуту.
Хеновева выходит.
Бабушка. Пойдем, Изабелла, я покажу тебе комнату. И посмотрим, кто был прав.
Изабелла. В чем, бабушка?
Бабушка. Поспорили с моим стариком. Представь себе, он настаивал, чтобы было две кровати! Времена, говорит, то да се. Но мы — по старинке, а, девочка? Как Бог велел!
Изабелла(в замешательстве). По старинке?
Бальбоа(быстро, шепотом). Там рядом есть другая комната. Не волнуйтесь.
Бабушка. Ты мне не отвечаешь, Изабелла?
Изабелла. Да, бабушка. Как Бог велел. Пойдемте
Бальбоа. Не спеши так, Эухения! Осторожней по лестнице!
Бабушка(идет по лестнице). Не говори глупостей. Когда сердце вынесло все это, с ним уже ничего не может случиться.
Изабелла. Обопритесь на меня.
Бабушка. Это — можно. Когда рядом молодая рука, что мне горы или лестницы! И палки мне не надо. (Дает палку Изабелле) Вот так. У меня ведь еще есть две ноги. У меня ведь еще есть двое внуков… Так… (Идет прямо, опираясь на плечо Изабеллы)
Бальбоа и Маурисьо, оставшись вдвоем, вздыхают, как будто вышли из тяжелого транса.
Маурисьо. Ну, как?
Бальбоа. Поразительно! Какой огонь! Она другая стала… совсем другая! (Пожимает им руки) Благодарю от всей души. Вы представить себе не можете, как я вам признателен.
Маурисьо. Я счастлив. Я ведь актер в душе, и ничто меня так не радует, как преодоление трудности. Жаль только, что теперь пойдет слишком легко.
Бальбоа. Вы думаете, худшее позади?
Маурисьо. Уверен. Самое опасное было — первый взгляд. Если бы в самом начале мне не хватило эмоции и она могла бы посмотреть на меня спокойно — все бы пропало. Поэтому я и обнял ее так, что она заплакала. Слезы застилают глаза, и потом — двадцать лет, расстояние… Все это очень помогает.
Бальбоа. Вы меня не удивляете. У вас есть опыт, хладнокровие актера. Но девочка, дебютантка! Она вела себя превосходно.
Маурисьо(снисходительно). Да, неплохо. Есть задатки.
Бальбоа. Эта сцена воспоминаний: маленький собор, застекленный шкафик, ветка у окна… Я ей сам все описывал, а когда слушал… мороз продирал по коже!
Маурисьо. Да, до того момента все шло гладко. Но потом… эти рыдания, когда она бросилась в объятия бабушки…
Бальбоа. Чем же вам не понравились рыдания? Они не показались вам достаточно натуральными?
Маурисьо. Слишком натуральными. Это-то и плохо. С женщинами никогда нельзя быть спокойным. Подготовишь с ними прекрасно продуманную сцену, и вдруг в самый ответственный момент, они вмешивают в дело всякие эти чувства — и все идет к черту. За ними все время надо следить.
Бальбоа. Да, я понимаю. Она не привыкла еще, она так непосредственна… Она может выдать себя, совсем того не желая.