В семье Воскресенских к Шурочке относились хорошо, и девушка отвечала хозяевам преданностью и старанием. Обращались с ней хозяева как с родной, а когда девушка тяжело заболела, профессор вылечил ее, отложив все свои важные дела и всех высокопоставленных пациентов, а его жена ухаживала за Шурочкой как за родной дочерью. Выздоровев, девушка еще больше привязалась к хозяевам. Она чувствовала себя перед ними в неоплатном долгу.
Однако идиллия продолжалась недолго. В тридцать седьмом году арестовали самого Воскресенского и сразу за ним всю его семью. Не помогли ни подпись Дзержинского на охранной грамоте, ни ходатайства высокопоставленных пациентов.
И тут Шурочка совершила удивительную вещь.
Она собрала самые ценные вещи своих хозяев и спрятала где-то, в одном ей известном месте. Сделала она это ночью, сразу после того, как домочадцев профессора увезли на «черном вороне» сотрудники НКВД. На следующий день приехала новая бригада чекистов, устроила капитальный обыск и вывезла все имущество в неизвестном направлении. Молоденькую домработницу тоже на несколько дней забрали в НКВД, допрашивали ее, пытались добиться показаний, бросающих тень на доктора и его семью, но Шурочка, даром что молодая и неопытная, держалась на допросах очень хорошо, на хозяев не наговаривала, но и героизма не изображала, отговаривалась тем, что девушка она деревенская, темная, господских разговоров не понимает и потому проку от нее для следователя никакого.
– Господ в семнадцатом расстреляли! – внушал ей следователь. – И ты своим пролетарским сердцем должна чувствовать враждебный элемент и помогать рабоче-крестьянским карающим органам вывести его на чистую воду и подвергнуть справедливому народному суду!
Но Шурочка только хлопала глазами и повторяла: «Мы люди темные, деревенские, ничего такого не понимаем».
К счастью, никто из чекистов не заметил пропажи ценностей из квартиры Воскресенских, да и не пришло никому в голову, что эта полуграмотная деревенская дуреха способна что-то подобное сотворить. Продержав несколько дней, Шурочку выпустили. Она устроилась на швейную фабрику, где давали койку в общежитии, а после, как передовик производства, выхлопотала и собственную комнату в коммунальной квартире. Впрочем, никаких других квартир в то время почти и не бывало. Там, в той квартире на Петроградской стороне, и познакомилась Шурочка с Аней Мироновой.
Через какое-то время окольными путями, с оказией, дошло до Шурочки письмо из Средней Азии, из Республики Таджикистан. Туда, как оказалось, сослали жену профессора Воскресенского, его дочь и маленького внука. Сам профессор сгинул бесследно, и родные его уж оплакали. Жена Воскресенского, пожилая больная женщина, не перенесла тяжелого таджикского климата, так непохожего на ленинградский, и умерла в ссылке в первую же зиму. Так что остались от большой и счастливой некогда семьи только дочь профессора и внук, маленький мальчик полутора лет.