И в этот самый неподходящий момент Кирилл получил телеграмму от матери, где она сообщала, что тяжело больна, и просила его срочно прилететь, если он хочет застать ее в живых и проститься.
Кирилл показал телеграмму приятелям.
– Ну че, езжай, конечно! – заявил Димка Козырь, положив на плечо друга тяжелую руку. – Мать, брат, это такое дело… мать – это святое, это не трожь! Если бы моя мамаша жива была и сказала: «Приезжай, сынок!» – я бы тут же все бросил и помчался… а мы тут без тебя нормально перекантуемся, не сомневайся!
Кирилл тяжело вздохнул – его мучили-таки смутные сомнения, но материнская телеграмма жгла душу и стучала в сердце, и он помчался за билетом на самолет.
Застав же мать в неплохом состоянии, он еще больше забеспокоился насчет своих брошенных друзей и экипажа «Олеси». Кошки скребли у него на душе, и, едва долетев до Питера, он кинулся в Лебяжье.
Дело было поздно вечером, и Кирилл направился в «Василек», где обычно в это время ошивались незадачливые кладоискатели.
Никого из экипажа «Олеси» в шалмане не было. Толклась там обычная разношерстная публика: местные бичи, поселковые алкаши и прочие «сливки общества».
При появлении Кирилла в шалмане неожиданно наступила тишина.
Все присутствующие прятали глаза, сторонились его, вокруг Кирилла словно образовался вакуум. Такое затишье бывает, говорят, на море перед началом жестокого шторма.
Оглядевшись, он подошел к знакомому бичу, отзывавшемуся на кличку Геша Купорос.
– Слышь, Купорос! – прохрипел Кирилл, схватив знакомца за ворот поношенного бушлата. – Где все наши? Где Козырь? Где Степаныч? Где Горелый?
– Ты, это, Кирюха, не шуми, – пробормотал бич, осторожно высвобождаясь. – Ты на меня, это, не наезжай… Я сам-то ничего толком не знаю… ты, это, вот его спроси… – и он указал на хлипкого, тщедушного мужичка с некрасивым и обидным прозвищем Обмылок.
– Че, Обмылка, что ли? – недоуменно переспросил Кирилл.
– Во-во, его самого! – подтвердил Купорос, радуясь, что может на кого-то перевести стрелку. – Он, это, все знает…
– Да что он знает-то? – тоскливо выдохнул Кирилл, чувствуя недоброе.
Но вопрос его повис в воздухе, а Геша Купорос, вырвав воротник, затерялся в толпе завсегдатаев шалмана.
Кирилл шагнул к Обмылку и уставился на него тяжелым взглядом.
– Ну, говори!
– А че я-то? Че я? – заквохтал тот, пряча руки за спину и отступая. – Как что, так сразу я!
– Говори, Обмылок, не то я сейчас до конца тебя смылю! – прохрипел Кирилл, нависая над несчастным бичом.
Тот тяжело вздохнул и приступил к рассказу.
Для начала он поведал о том, что в тот самый вечер, когда Кирилл улетел в Ангарск, в «Васильке» случилась стычка между экипажем «Олеси» и приезжими – той смутной компанией в цепях и наколках, которая появилась в Лебяжьем после находки Петрухи Горелого.