В середине 890-х годов последняя волна грозных кочевников вторглась в сердце Европы. Пройдя по следам гуннов и аваров, мадьяры постепенно перешли с северного побережья Черного моря к Альфёльду. И итог был вполне предсказуемым – точно таким, как в прежние времена: «[Мадьяры] опустошили всю Италию, и после смерти от их рук многих епископов италийцы попытались одолеть их, и двадцать тысяч человек пали в битве в один день. Они ушли тем же путем, каким пришли, и возвратились домой, уничтожив большую часть Паннонии. Они коварно направили послов баварам с предложением мира, чтобы разведать их земли, что – увы! – принесло зло и потери, невиданные ранее, в Баварское королевство. Ибо мадьяры пришли нежданно, великой армией, переправились через реку и вторглись в королевство Бавария грозным войском, и за один день принесли страшное опустошение, убивая и сея разрушения огнем и мечом, на территорию в пятьдесят миль в длину и пятьдесят в ширину»[686]
Жители Альфёльда и соседних регионов, в том числе Великой Моравии, располагавшейся на территории современной Словакии, вскоре были покорены, и отряды мадьяр свирепой волной прокатились по северу Италии и югу Франции, с яростью, которой не видели и во времена Аттилы, в то время как полноценные их армии трижды разбили противников из Восточно-Франкского королевства за первое десятилетие X века.
Но один элемент обычных для кочевников развлечений отсутствовал в путешествии мадьяр по Европе. Пятьсот лет назад две волны нашествия гуннов на запад (к северному побережью Черного моря в 370-х годах, затем, через поколение, на Среднедунайскую равнину) вынудили полузависимых, преимущественно германоязычных клиентов Римской империи массово ринуться вперед через ее границы. Через двести лет появление аваров к западу от Карпат заставит лангобардов двинуться в Италию, а многочисленные группы славян – вообще во всех направлениях: на юг к Балканам, на запад до Эльбы, на север к Балтике и даже на восток, судя по всему в центральные земли будущей Руси. Не менее разрушительная активность мадьяр не вызвала никаких заметных перемещений населения (исключая, разумеется, миграцию их самих). Почему? Ответ заключается в динамической взаимосвязи между миграцией и развитием, которые происходили на европейских просторах на протяжении предыдущего тысячелетия.
Отсутствие вторичной миграции, вызванной приходом мадьяр, удивляет, поскольку в данном исследовании мы уже установили, что, несмотря на более современные тренды сегодняшней науки, посвященной нашему периоду, миграцию необходимо рассматривать как характерную черту 1-го тысячелетия. Нынешняя тенденция, конечно, не исключает миграцию как явление 1-го тысячелетия, но склонна принижать ее важность. В некоторых работах даже самого слова «миграция» стараются избегать, поскольку оно ассоциируется с упрощенной развязкой модели «гипотезы вторжения», которая превалировала в науке вплоть до конца 60-х годов. С этой точки зрения миграция означала переселение огромной смешанной группы – «полноценного» населения, состоящего из мужчин и женщин, молодежи и стариков, – которая истребляла имеющихся жителей и захватывала их земли, быстро заменяя их материальную культуру своей. Эта модель использовалась чрезвычайно широко и затянула развивающуюся археологию в тупиковые миграционно-центрированные схемы, убивавшие творческую жилку. Кроме того, как с тех пор не раз указывали археологи, модель, по сути, ничего не объясняла, потому что никогда не задавалась вопросом о том,