Барышня, судя по всему, пребывала в хорошем расположении духа: сначала мурлыкала какую-то песенку без слов, потом тихонько запела про красный сарафан. Голосок у нее был славный, мелодичный.
— Лубянка, сударыня, — объявил Фандорин. — Дальше куда?
Она повертела головой туда-сюда, досадливо пробормотала: «Как он несносен с этой своей конспирацией», — и повелела:
— Ты вот что, покатай-ка меня кругами.
Статский советник хмыкнул и поехал по обводу площади, вокруг заледеневшего фонтана и извозчичьей биржи.
На четвертом круге с тротуара соскочил какой-то человек в черном пальто и легко запрыгнул в сани.
— Я те ща прыгну, разбойник! — заорал «ванька», замахиваясь на шаромыжника кнутом.
А пассажир оказался не простой, особенный: господин Грин, собственной персоной. Только усы светлые приклеил и очки надел.
— Это мой друг, — объяснила красивая барышня. — Его я и поджидала. Куда едем, Гринчик?
Новый седок велел:
— Поезжай через Театральный. Дальше скажу.
— Что стряслось? — спросила певунья. — Что значит «срочное дело»? Я все бросила, предстала перед тобой, как лист перед травой. А может, ты просто соскучился? — в ее голосе прозвучало лукавство.
— Приедем, потом, — сказал особенный пассажир, явно не расположенный к беседе.
Поэтому дальше ехали молча.
Седоки вылезли на Пречистенке, возле усадьбы графов Добринских, но в ворота не пошли, поднялись на крыльцо пристроенного к дворцу флигеля.
Эраст Петрович, вылезший подтянуть подпругу, видел, как дверь открыла молодая женщина с бледным строгим лицом и гладкими, стянутыми в пучок волосами.
Всё, что предпринял статский советник далее, было проделано стремительно и без малейших колебаний, будто он действовал не по наитию, а исполнял ясный, тщательно разработанный план.
Отъехав на полсотни шагов, Фандорин привязал поводья к тумбе, сбросил доху и шапку в сани, сунул шпажонку под сиденье, а сам вернулся обратно к решетке. Выждав, пока улица, и без того немноголюдная, совсем опустеет, он ловко вскарабкался по решетке и спрыгнул наземь с внутренней стороны.
Быстро перебежал через двор к флигелю и оказался аккурат под окном с открытой форточкой. Эраст Петрович постоял без движения, прислушиваясь. Потом без видимого усилия вскарабкался на подоконник и, сжавшись, пролез в маленькое прямоугольное отверстие, что, несомненно потребовало виртуозной гуттаперчевости.
Труднее всего было спуститься на пол, не произведя никакого шума, однако чиновнику удалось и это. Он увидел, что находится на кухне, маленькой, но опрятной и славно натопленной. Тут опять понадобилось прислушиваться, потому что из глубины флигеля доносились голоса. Определив направление звука, Эраст Петрович достал из поясной кобуры свой «герсталь-баярд» и бесшумно двинулся по коридору.