Сглотнув слюну, араб озвучил свою просьбу. К тринадцати зернам неспешно добавились остальные.
— В ближайшее время ты будешь разорен, — бесцветным голосом изрек я. — И станешь нищим. — Ступай с Богом.
— А ка-а..? Поч-ч..? — выпучил тот глаза. — Т-такого быть не может…
— Так угодно Небу, сын мой, — величаво качнул тиарой Панчен — Лама. — Иди молись пророку Мухаммеду.
— А м-может это какая-то ошибка? — проблеял друг многих президентов.
— Ты забыл с кем говоришь, — мистически уставился на него Кайман. — Устами гуру вещает ОН (возвел кверху руки). Так что смирись. После чего взял стоявший рядом на столике колокольчик.
— Тиль-тили-линь, — серебряно прозвенел он.
Вошедшие монахи тут же бережно увели ставшего ватным олигарха. Дверь за ними бесшумно затворилась.
— Не все коту масленица, — сказал тогда Кайман, доставая из парчовых одеяний сигареты.
— Бывает и пост, — согласился я, потянув одну из пачки.
Спустя год у новоявленного Креза начались серьезные финансовые проблемы, о чем сообщили многочисленные газеты, и вот теперь нас решил навестить его король Фахд ибн Абдул-Азиз. После рабочей встречи с Дэн Сяопином.
Королей с Кайманом мы уже встречали, так что особо не парились.
Повелитель бедуинов и владыка нефтяных скважин, в белом одеянии и с породистым лицом, по виду напоминал борца сумо[240]. Весом в пару центнеров.
Охрана, с которой он прилетел на личном «Боинге» из Пекина, осталась в приемной, а «ибна» провели в зал, где он стал искать глазами стул, которого не оказалось.
Далее видимо вспомнил порядок приема у оракула, с которым знакомили на входе, недовольно сжал губы и чуть кивнул головой в куфии[241] с черным обручем. Изобразив приветствие.
— Перед посланцем Неба у нас стоят, сын мой — Так что не обессудь. Саркастически изрек Панчен — Лама со своего трона.
Араб молча проглотил пилюлю, к которым не привык, однако возразить было нечего.
— Что привело тебя к нам, человек пустынь? — глядя сквозь него, чуть шевельнул я губами.
— Не так давно у тебя был мой друг, всюду уважаемый Аднан Кашоги. Ты предрек ему несчастья. Они начались. Можно ли это исправить?
— Нет, — ответил я. — Так предначертано Богами.
— Но их можно умилостивить, — вкрадчиво произнес монарх. — Сколько?
— Не святотатствуй, — прошипел со своего места Панчен — Лама. Там (ткнул жезлом в потолок), все слышат.
— Судьбу невозможно купить, — отрешенно продолжил я. — Как и обмануть. — Что ты еще желаешь слышать?
— Я бы хотел знать свою, — сложив руки на брюхе и отсвечивая камнями на перстнях, часто задышал толстяк. — Если это возможно.