Особо близко я не сходился ни с кем, поскольку одноклассники были дети, Никита же только внешне, и имел другие интересы.
А поэтому, реализовывал свой план. Неустанно и целенаправленно.
Достаточно легко усваивая по известным причинам учебные дисциплины, я активно занялся изучением французского, который когда — то неплохо знал по учебе в ВКШ, но потом, не имея практики, почти забыл. Хотя и понимал многие фразы.
Наша «француженка» Елизавета Генриховна, в свое время работавшая переводчицей в торгпредстве, весьма обрадовалась прилежному ученику, и Никита вскоре стал «парлеть»[41] как в доброе старое время.
Кроме того я занялся дайвингом[42], основами которого владел со времен службы в подплаве, записавшись в городской кружок Юных водолазов.
Там я сначала плавал и нырял с другими «ихтиандрами» в бассейне, а потом в море, которое плескалось в сотне метрах от охотничьего домика Волобуевых на мысе Сарыч.
Для этих целей всемогущий «папа» организовал сыну акваланг с ластами, которые притаранил в особняк командир Севастопольского учебного отряда — его приятель. На каникулах, встав с восходом солнца, я брал снаряжение с собой, облачался у кромки шипевшего прибоя, после чего, зайдя по пояс воду, нырял в глубину. Пуская пузыри и каждый раз восхищаясь аквамиром[43].
Отбарабанив в прошлой жизни на подводных крейсерах шесть лет и ни единожды побывав в Атлантике, я воспринимал глубину только внутри прочного корпуса и теперь наверстывал упущенное.
Царство Посейдона было неповторимым. Без людей, суеты и общественного устройства. В подсвеченных сверху солнцем глубинах шла своя жизнь, по законам природы.
В золотом донном песке колыхались розовые с зелеными цистозейры[44], меж них ползали крабы и отсвечивали перламутром рапаны, над которыми искрился фитопланктон, сквозь который проплывали более солидные представители экосистемы.
Я не нарушал установленного порядка и только наблюдал за устойчивым балансом.
— Хорошо бы стать дельфином, или на худой конец морской собакой[45], - думал про себя, чуть шевеля ластами. — Путешествовал бы себе в глубинах без забот, свободный и независимый.
Впрочем, вряд ли. В нашем мире это невозможно. Все охотятся друг на друга, поскольку хотят кушать.
Потом я всплывал, освобождался от акваланга и валялся на песке, бездумно глядя в высокое голубое небо. Где-то там вершили свои дела Творец. Вернувший меня на грешную землю в каких-то своих целях.
А еще размышлял о своих приемных родителях, которые оказались насквозь фальшивыми.
Вилен Петрович был липовым фронтовиком — в годы войны отсиживался парторгом на хлебокомбинате в Ташкенте. Но при всем этом имел медали «За боевые заслуги» и «Победу над Германией», а также ряд послевоенных. Призывая партийцев и других граждан Крыма к новым трудовым свершениям «во имя и на благо», он активно ковал его для себя. Между делом обогащаясь.