Орудия жизнедеятельности были самыми примитивными, но, отдельные из них, а также способы применения, заслуживают описания.
Например, в охоте на крупных зверей, вроде оленей, пекари, муравьедов или пумы, помимо луков со стрелами и копий, пираха использовали духовые трубки, стреляющие отравленными ядом курару[131] иглами.
Причем делали это с достаточно большого расстояния и виртуозно.
Рыбу, кроме битья острогой, а также ловле сетками, маленькие люди добывали отваром из побегов лиан, который попадая в воду, усыплял ее, и та всплывала на поверхность.
Но самой удивительной была поимка обезьян с использованием кокосового ореха. В нем проделывалась дыра, после чего содержимое убиралось, а внутрь добавлялся вареный маис или тыква. Затем этот «капкан» привязывался к дереву, на котором резвились приматы, люди же затаивались поблизости.
В стаде всегда находился самый любопытный, который спустя некоторое время спускалась вниз, бежал к кокосу и начинал его изучать. А обнаружив внутри еду, совал туда руку, зажимая добычу в кулак, после чего пытался его вытащить. Однако это не удавалось, а разжать пальцы обезьяна не догоняла, начиная орать и бесноваться.
Тут из укрытия появлялись охотники, пленяя собрата со всеми вытекающими последствиями.
Впрочем, поедание дальних предков, новый вождь пираха запрещал, чему они особо не противились.
Дни полетели своей чередой, принося массу ярких впечатлений. Я, шутя, освоил язык индейцев и даже стал задумываться, а не остаться ли здесь навсегда. В этом земном Эдеме.
Время в сельве текло по своим особым законам, размеренно и неторопливо, мелочная суета отсутствовала, каждый день был наполнен новым и необычным.
Но, как и должно быть у каждого, уже отравленного цивилизацией, не хватало ее прогресса и сопутствующим ему амбиций.
Вскоре они проявились.
Как-то после одной охоты мы возвращались с Кайманом и его бессменными спутниками Кокои с Орахой, добыв только небольшого тапира[132].
При этом вождь заявил, что неплохо бы навестить одну из торговых факторий на реке, где прикупить патронов к его дробовику, закончившихся еще весною.
Когда же он сказал то же самое индейцам — оба радостно зачирикали, изобразив на лицах восторг и умиление.
— Хотят кашасы, — пояснил Кайман, сплюнув за борт.
— А что это за напиток?
— Ром из сахарного тростника. Крепкий и губительный для пираха. Эту гадость я им пить запрещаю. Но все равно, как услышат или увидят, просят. Дурное влияние бледнолицых.
— Это да, — согласился я, вспомнив историю американских индейцев. Как северных, так и южных. — А у тебя есть, чем платить торговцам? — поинтересовался у вождя.