- Господи! - молилась она перед сном и, проснувшись, ночью.- Одно прошу: сохрани и помилуй Марфеньку, прости ей безверие ее. Мне ничего не надо, но ей даруй счастье!
Христина не знала, чем только угодить Марфеньке. Марфенька хотела, чтоб Христина прочитывала все те книги, которые она ей приносила,- Христина стала их читать. Марфенька хмурилась, когда Христина стремглав кидалась исполнять приказание "хозяина" Евгения Петровича,- Христина стала ходить с достоинством. Марфенька терпеть не могла, когда она кстати и некстати поминала господа,- Христина стала воздерживаться от этого (и в Евангелии написано: "Не упоминай имя божие всуе"). Марфенька пожелала, чтоб она стала готовиться в восьмой класс вечерней школы,- Христина послушно приняла от нее старые учебники и теперь каждую свободную минутку решала задачи или зубрила физику.
Единственное, что она не могла бы сделать для своей любимицы,- это перестать верить. Марфа отлично понимала это и старалась не оскорблять ее чувств. На что она отважилась в этом направлении - это подарила Христине "Овода". "Библия для верующих и неверующих" Ярославского постоянно лежала на столе, но ее никому не предлагали читать. Христина перекладывала ее с места на место, однако ни разу не заглянула в эту книгу: верующие обращаются к антирелигиозной литературе, лишь когда начинают сомневаться, а Христина верила крепко.
"Овод" произвел на нее неизгладимое впечатление. Она очень плакала над судьбой Артура, но больше всего ей было жаль Монтанелли. Он был поистине святой.
Глава шестая
БРАТ И СЕСТРА
Марфенька и Христина только что закончили генеральную уборку квартиры. Евгений Петрович ждал сегодня гостей - каких-то Львовых - брата и сестру, детей его умершего коллеги Павла Дмитриевича Львова.
Отец специально попросил Марфеньку принять их получше, самой одеться тщательнее и быть за хозяйку. И еще он попросил, чтоб Христина не сидела с ними за столом хоть сегодня: неловко, все-таки она домработница.
- Как хочешь, папа, мы с ней можем поужинать и на кухне,- спокойно согласилась Марфенька.
- Но...
- Я комсомолка... А хотя бы и не комсомолка,- все равно бы не смогла. Это нехорошо, как ты не понимаешь, папа?
- Тогда скажем, что это наша родственница из провинции,- нашелся профессор Оленев.
Марфенька, воспользовавшись "повышением", выпросила у отца денег, добавила, сколько было, своих (мама всегда ей давала на личные расходы) и купила для Христины хорошенькое пестрое платье.
Сама Марфенька надела узкое строгое черное платье и на шею красивый кулон из русских самоцветов - подарок Виктора Алексеевича. Отец внимательно оглядел ее и остался доволен.