Колыбель человечества (Первухин) - страница 59

Я глядел на товарищей и видел, что и они находятся под влиянием чар той же самой проклятой медицины: Падди оживился, ерзал, хохотал, как пьяный, блестя глазами, кричал:

— Время! Пора! Начинайте! Режиссер! Поднимай, черт бы тебя побрал, занавес! Галерка, тише!

А Макс, обняв прильнувшую к нему Энни, заглядывал ей в глаза и что-то шептал ей и целовал ее золотые кудри.

Я поглядел вокруг, все скамьи были заняты «людьми света» — мужчинами и женщинами, стариками и малолетними. И вся эта тысячная толпа словно пила сладкий яд, и пела, и смеялась, и ликовала.

— Смотрите. Старикашка тоже тут. Браво, старый джентльмен! — кричал Падди, показывая без церемоний пальцем в ту сторону, где в отдельной ложе, убранной пурпурной материей с золотой бахромой, заседал наш приятель, «хранитель тайн».

Но старый джентльмен, должно быть, не слыхал крика Падди и не видел нас. Он один не поддавался чарам ароматных курений, он один сидел неподвижно, как истукан, и его пергаментное лицо казалось мне еще более бледным, чем прежде, а глаза блестели, словно два алмаза.

Немного погодя, у жертвенника появилась вся честная компания — все «семь мудрых» — не в белых обычных одеждах, а в каких-то ризах. Что они там выстраивали, эти джентльмены, я смутно помню: кажется, взявшись за руки, ходили кругом жертвенника, что-то пели хриплыми и нестройными голосами. Потом упали на колени, а в то же мгновенье из груды дотлевавших углей на жертвеннике вдруг вырвалось, поднявшись до потолка, фиолетовое пламя и раздался удар грома.

— Индра! Лучезарный! Светодавец! — вскрикнула вся толпа и стихла.

Потом выступил на арену один из «семи мудрых», остальные, видите ли, куда-то скрылись, словно провалились сквозь землю. И этот оставшийся был тот самый, который несколько дней назад вел переговоры с нами.

— Ту-Ваи! — сказал Макс. — Кандидат на пост «единого великого».

— Наш злейший враг. Но это ничего! — почему-то рассмеялся я. — В сущности, они премилые люди, право…

— Тс! Помолчи, Нед! — отозвался Макс, улыбаясь пьяной улыбкой. — Он начинает говорить.

— «Дети света», дети Индры, — говорил Ту-Ваи певучим голосом, — настал снова светлый день исполнения «закона древних». Ликуя, приветствуем мы этот радостный, этот святой день.

Семь лет мы ждали его, и еще семь лет, и еще семь, как велит святой закон, закон «первых, которые остались».

Мы помним этот закон. Мы знаем: семь лет, и еще семь, и еще сем лет пусть размножается беспрепятственно племя «людей света». А когда придет «красный день Индры», пусть сочтут «люди света» себя и увидят, на сколько человек стало больше племя против «святого числа», — числа «первых, которые остались».