– Я люблю тебя! – басил Ленский, артист больших анатомических форм, бодибилдер старой закалки. Да и возраста Ленский был преклонного. – Я люблю тебя-а-а-а!
Вероятно, о травке поют! – решил я. Вот концепт постановки! Вот сюрреалистический гений!
Партер пришел в легкое движение, зашептал – где вопросительно, а где и возмущенно.
– Я люблю тебя!!! – наращивал голосовую мощь Ленский.
Зрители бельэтажа – масса всегда неоднородная, редко знакомая с классическими произведениями искусства. А потому и сидели деятели пищевой, автомобилестроительной и других отраслей промышленности тихо, как будто все так и должно быть у Пушкина вместе с Чайковским. А корова сзади процедила мужу, что в цивилизованном мире анаша уже давно признана оздоровительной.
– У Галки Шмониной рак запущенный! Ей врач посоветовал по секрету анашу!
Единственная часть зала, галерка, великая оперная галерка, понимавшая, что на сцене Большого происходит чистой воды вакханалия, оргия распутства, вдруг в слаженном порыве засвистела, будто на футбольном матче, заулюлюкала и запустила в партер скомканными программками.
– Долой! – разнеслось сверху. – Позо-о-ор!!!
– Режиссер Лисистратов – пидор! – пробасил кто-то сверху так громко, что заглушил начинающийся скандал, а заодно и происходящее на сцене. Вероятно, молодой бас из консерватории. – Пи-и-идор! – пропел талант.
Партер хоть и тяжело раскачивался, но согласился с галеркой по-своему – стал захлопывать происходящее на сцене. Самим артистам, похоже, было наплевать на мнение зрителя, они продолжали исполнять режиссерскую новацию с еще большим рвением. Поди, травка сказалась, как и предупреждение постановщика Лисистратова (псевдоним, видимо) о том, что именно так и случится. На то и расчет был. На скандал. Нынче нет скандала – нет успеха. Сегодня в Большом скандал случился отменный, долго про него будут помнить.
И вдруг в правительственной ложе зажегся свет, все в мгновение оборотились к нему и увидели вытянутую из ложи руку, а затем часть бледного лица.
– Занавес, пожалуйста! – тихо проговорил некто и пальчиками так – мол, давайте-давайте.
Дирижер взмахнул руками, останавливая оркестр, действие на сцене закончилось, музыканты поднялись со своих мест и зааплодировали правительственной ложе. Артисты поддержали музыкантов и тоже захлопали мудрой власти. Здесь, конечно, и зал не удержался. Пожалуй, таких оваций театр не слышал лет этак двадцать. Занавес пошел на закрытие, словно два скоростных поезда понеслись навстречу. Свет в ложе погас, а в зрительном зале вспыхнул так, что массы зажмурились.